На улице – московская зима:
Не лютая, не белая такая.
Плывут по снегу мокрому дома,
Друг дружку в подоконники толкая.
На остановке топчется студент,
Ни жив ни мёртв, от холода потея.
Перед глазами – весь вчерашний день
И слово незнакомое – потеря.
Великий и могучий наш язык
Для иностранца – сущее проклятье.
Учить его, не зная выходных, –
Не самое приятное занятье.
Вчера погиб сосед его, Абу,
От дыма, от огня, или паденья,
Нарушил ли священное табу
На чайники и плитки в заведеньях, –
Не это на глазах сейчас блестит,
Не это от мороза нарывает!
Студент в словарь беспомощно глядит
И улицу неверно называет.
Гаишник терпеливый, но скупой,
Чеканит что-то резкое и злое.
Студент покорно следует тропой,
Показанной умелою рукою.
Гаишника в такую «благодать»
Любить, и впрямь, так хочется, но всё же
Готов его я бросить и продать:
Мне иностранец ближе и дороже.
Ведь он был болен гриппом весь октябрь.
В больницах грипп не лечат, это правда.
Ему освобождение хотя б,
Ему и отопление – отрада!
Но врач, от эпидемий оборзев,
И до зарплаты превратившись в зверя,
Кидает всем огрызок «ОРЗ»,
Не слушая, не видя и не веря.
И сам не понимая, что к чему,
Не то здоров, не то болеть привыкнув,
Студент идёт в общагу, как в тюрьму,
И подключает, подключает вилку.
На улице – московская зима:
Не лютая, не белая такая.
Плывут по снегу мокрому дома,
Друг дружку в подоконники толкая.
Застыли, протестуя, на бегу
Часы в приёмной, люди в ожиданьи.
И видится в искрящемся снегу
Родной, побитый ливнем, берег дальний.