Комнаты полны оцепенелой духотой.
Крыши онемели.
Губы улиц стиснуты.
Чуткий воздух замер
и молчит о том,
что почуял каждый, но не смеет высказать.
Там, за поворотом – тополиных рот
строй стоит навытяжку, опалён безмолвием.
Город загнан в угол. Атмосферный фронт
вскинут в очертаниях оголённой молнии.
Все молчат об этом. Жаждут первый залп.
Звонкий воздух учится песне электричества.
Где-то в обозримом – в мир войдёт гроза.
И итога участи никому не вычислить.
Человек в квартире.
В центре бытия.
Побледнел от ужаса, сломленный, несобранный.
Если приглядеться, человек тот я,
всей своей ненужною собственной персоною.
Милая подруга, кончив разговор,
чёлку заколола, помахала зеркалу.
Станцевав вдоль лестниц в раскалённый двор,
растворилась в мареве взбалмошной туземкою.
До свиданья, зонтик. Брошен на полу.
Ни схватить запястье, ни молить прощения.
Ни догнать напротив
парка на углу.
Ни столкнуться взглядом
с гордым
отвращением.
По крутым перилам –
в нервное "прости!"?
Рыскать в парке хлёстком,
в духоте сиреневой?
Чтоб летящий ливень полосой настиг
там, на перекрёстке страсти с примирением?
Пошлость. Уже было. Сотый абонент
солидарен женским и вне зоны доступа...
Ухнуло.
По крышам.
В летней глубине
загремело жестью, ледовитой россыпью.
Город, сдавшись, ожил. Побеждён грозой.
Задыхаясь липой, не способен выдохнуть.
Человек.
У двери.
Мнёт забытый зонт:
– Скрой её от ливня.
Дай до нитки вымокнуть.