рис. автора
Гл. 69
(продолжение)
...Наконец царь Буква и Алина подошли к Царству Существительному. ИЗДАЛЕКА было видно, как жители царства чинят поваленные ворота. Над ромашковым полем летали легкие завитушки стружек, и по всей округе разносился перестук молотков да топориков...
- Лучше не пойдем через центральный вход, - приостановился царь Буква, а то сейчас начнутся приветствия, расспросы... Со стороны Горы Склонений есть один пролом в заборе. Там можно пройти незамеченными...
Пролом открылся сразу же за кустами жимолости и бересклета. На полянке, покрытой гусиной травкой, стоял большой круглый пень. Рядом стояли еще два маленьких пенёчка.
— Присаживайтесь, — предложил царь Буква Алине, — а я сейчас вернусь.
Он отлучился всего на пару минут, но пришёл с очень расстроенным лицом. Присел на маленький пенёк НАПРОТИВ Алины, поставил локти на пень-стол и стиснул пальцами виски под белыми локонами. Они помолчали несколько минут. Было слышно, как в ближайшем лесочке стучит неугомонный дятел, а загадочная птица НЕизвестной породы помогает ему своим криком.
Солнце садилось за Небылицыну Скалу прямо в ромашковое поле, и по полянке с гусиной травкой проносились закатные всполохи.
Царь Буква приподнял лицо и грустно сказал:
— Я так хотел познакомить вас с английской догиней...
Алина выжидающе молчала, и царь Буква продолжил:
— Но сейчас только узнал, что её не стало... Уходя в иной мир, она оставила меня жить с безответным вопросом: ПОЧЕМУ?
— Что ПОЧЕМУ? — участливо переспросила Алина.
— Почему она так и не научилась мне доверять?.. Это тревожная и НЕпонятная история. Она случилась НЕдавно.
Размышляя, я гулял по уединённым местам в последние минуты закатного солнца и вдруг из-за кустов жимолости услышал П0-человечсСКИ горестный плач. Я не поверил своим ушам: кто может плакать в моём царстве? Пробрался сквозь кусты и увидел лежащую на траве собаку: изящные белые лапы, нос с белым пятном... Я подошёл и спросил: «Что с тобой?» Она уткнулась мордочкой в передние лапы и заплакала еще горестней. Её кремовая спина в пятнах судорожно вздрагивала. Я сразу определил, что это английская догиня, совсем молоденькая — до года. Но что случилось и почему эта собака здесь?.. Я увидел две раны на сгибе задней лапы и сразу понял, что на неё наехала машина...
Алина слушала этот рассказ, и ей казалось, что она все видит, как на экране. Вот какая-то девчонка заходит в магазин, а собака остаётся ждать. Она пригрелась на солнышке и спит на тротуаре, вытянув лапы. На заднюю лапу наезжает машина. Их много около магазина останавливается... С пораненной лапой собака стала не нужна хозяевам, и они выбросили ее на улицу. Но догиня не хотела помирать на улице, как какая-то дворняга, и долго ползла на брюхе, пока не доползла до царства...
— Я принёс ей воды и дал поесть, — продолжал царь Буква. — Она поднялась и, волоча заднюю лапу, пошла, обнадёжив меня своим возможным выздоровлением... Но она пошла в противоположную от меня сторону, в гущу кустов, чтобы скрыться. Становилось все темнее, и уже накрапывал дождь...
«Пойдем со мной! — уговаривал я её. — В моём дворце тебе будет тепло и уютно. Мои доктора вылечат твою лапу...»
Но чем упорнее я предлагал свою помощь, тем дальше она отодвигалась от меня и наконец совсем скрылась в густых зарослях...
Я сбегал домой за тёплой курткой, чтобы её прикрыть, и нашел догиню уже под яблоней. Она зарычала, с трудом поднялась и, подогнув пораненную лапу, снова ушла в темноту... Но всё же мне показалось, будто в её душе появилась искорка надежды на жизнь.
Утром я снова пришел с едой. Она вышла мне навстречу из своего укрытия, покачиваясь на высоких лапах, её худенькое тело с проступающими ребрами дрожало от холода.
«Она сама вышла мне навстречу! — обрадовался я. — Значит, между нами возникает доверие». С радостью наблюдал я, как она слизывает овсяную кашу с краёв миски, как добирается до донышка. Я пробовал ее погладить, но она предупреждающе зарычала и отодвинулась.
«Ну, что ты? — сказал я, приблизившись к ней на ПОЛшага. — Зачем себя истязать? Пойдём со мной! Во дворце так хорошо, а здесь ты простынешь... Ну, пойдём!»
В ответ на мою настойчивость она ушла в пролом забора, показывая тем самым, что может вообще покинуть моё царство.
«Да, да, нужно время, чтобы привыкнуть, — убеждал я себя. — Доверие растет не так быстро, как хотелось бы...»
В обед я нашел ее на прежнем месте. Теперь она лежала на моей куртке, отогреваясь на солнышке после ночной прохлады. Я принёс ей щи с мясом и сахарной косточкой. Щи были горячими, и я вылавливал из них кусочки мяса и протягивал ей. Она ела с моей ладони, значит верила, что я ей не желаю зла. И это меня радовало.
Пока она гуляла по окраинам солнечного сада, я был спокоен. К вечеру, когда выпала холодная роса, я начал волноваться: как-то она выдержит ночь? Английские доги не приучены к жизни на улице и не приспособлены к бродяжничеству...
Ночью хлестал дождь. Я соскочил с постели и бросился в сад. Я уже успел дать ей имя, на которое она откликалась, и, пробираясь сквозь мокрые кусты жимолости, в потемках звал ее:
«Веста, Веста! Откликнись! Где ты?..»
Наконец из полуразрушенного сарая услышал тихий плач. Она лежала там среди развалившихся ящиков и тряслась от холода. Я попробовал укрыть её курткой, но она глухо зарычала и ушла в дождь.
«Не рви мне сердце! — выбежал я следом. — Ты же сама пришла в моё царство, так заходи во дворец! Ведь я не могу спать, когда тебе холодно и больно! Ну, прости меня за всех людей, которые причинили тебе зло! Нельзя же с этим жить! Пойдем!» — умолял я ее.
В ответ она лишь глухо рычала, пятясь к пролому в заборе. Я понял, что все уговоры бесполезны, и ушел.
Утром она встретила меня как ни в чем не бывало, приветливо помахивая хвостом.
«Что же ты меня так мучаешь?» — говорил я, раскладывая принесенную еду.
Поев, она прошлась вокруг меня, как бы показывая, что уже более уверенно опирается на больную лапу и что скоро, может быть, избавится от своей хромоты. И что я должен понимать — английскому пятнистому догу неприлично быть не в форме.
Я не умел объяснить ей, что для меня не важны ни хромота, ни обтянутые ребра, ни родословная, что важней всего для меня ее страдающее естество, которое как бы и часть меня тоже, и что я сам страдаю от невозможности ей помочь. Ведь она упорно отбирает у меня эту возможность, лишая меня чего-то главного в жизни...
В обед она пропала. И вечером я не нашел её на прежнем месте, и миска с едой осталась нетронутой.
«Значит, покинула мое царство, — с грустью подумал я. — Покинула, так и не дав себя обогреть и
подлечить. Где-то скитается она?» — вздыхал я, глядя в ночное окно и кутаясь в тулуп...
Царь Буква прервал свой рассказ. Алине показалось, что он пытается скрыть слезы.
Сейчас царь Буква выглядел совсем не сказочным, а настоящим человеком, способным на глубокие чувства и переживания. Ведь сказочность — это всего лишь внешний фасад жизни. А настоящая жизнь всегда в глубине, за фасадом. В глубине сердца, умеющего тревожиться за других, переживать чужую боль, как свою.
— Утром она вернулась, измученная и усталая, — сказал он сдавленным голосом и снова замолчал.
— И вы не предполагали, где она могла странствовать? — спросила Алина.
— Думаю, она отыскивала дом, откуда её выгнали. Скорей всего, ей хотелось показать, что она уже ходит, и надеялась, что её возьмут обратно. Но её, видно, не приняли. И она, теряя силы, приползла опять в моё царство, но не для того, чтобы стать в нём своей, а для чего-то другого, о чем не могла мне сказать.
Она хрипела и кашляла, глаза стали мутными. Я не понимал — чем я хуже её хозяев? Почему их, выгнавших, она не может променять на меня, кормящего, поддерживающего её жизнь?..
Ее чувство доверия ко мне так и не развилось. И это меня тревожило все сильней и невыносимей. Я забросил все дела в своем царстве и думал только об одном — ПОЧЕМУ? Почему доверие и отчуждение так прочно соединились в ней? Почему, погибая, она не позволяет мне её спасти?
Потом началась эта возня с войнами. А сегодня она покинула моё царство — выползла через пролом в заборе и там ушла из жизни совсем. Я нашёл её сейчас в кустах жимолости...
— Может быть, английские доги никогда не меняют хозяев по доброй воле? — предположила Алина.
— Может быть, — вздохнул царь Буква. — Если сердце человека, при всём человеческом запасе слов и
выражений, остается до сих пор загадкой, то что говорить о безмолвном сердце собаки...
Он немного помолчал, потом резко встал и, внезапно повернувшись к Алине, предложил:
— Может быть, вы согласитесь остаться в моём царстве?-
Алина давно ожидала этого предложения. Она была несказанно признательна царю Букве, ведь он так прочно вошел в её душу... Но она ответила:
— Не могу. В другой жизни я — учительница и не имею права покинуть привыкших ко мне детей...
— Зачем дворец? — вздохнул царь Буква. — Зачем, когда самые дорогие, самые полюбившиеся существа не желают в него войти?..
Алина чувствовала, какую боль причиняет царю своим отказом, но понимала и другое: страдание полнит сердце, увеличивая богатство и глубину чувств.
— Прощайте, — тихо сказала она, — всё пережитое с вами никогда не забудется мной. Но не отчаивайтесь. Может, еще придется встретиться, и тогда наш разговор будет другим. Оставим друг другу надежду!
Он согласно кивнул головой и побрёл в сторону пролома в заборе. Наверное, чтобы перенести тело догини в своё царство и похоронить её в саду. Вот только извечный вопрос «ПОЧЕМУ?» невозможно будет похоронить ни в саду, ни в сердце...
( продолжение следует)