Наброски

Александр Фокеев
(цикл)

В конце лета.

Туман подол полощет в ручейке,
От брызг в округе веер траекторий -
Они звонны на дремлющем цветке,
И в зеркалах ближайших акваторий.
Над лугом гроздь рябиновой зари
И шелест крыл над блеклыми стогами...
Ворчливый август медленно творит
Начало дня озябшими руками

Осенний вечер у пруда.

Вплывают облака до видимых глубин
Вечерних вод осеннего пруда,
И отражают тлеющий рубин
И облака и стылая вода.

Размазал свет плывущий небосвод
В подрамнике задумчивых рябин,
И оставляя след в глубинах вод,
Уходит прочь тускнеющий рубин.

Гербарий на снегу.

Намело снежинки вдоль опушки
Простынёй нетканного ковра
И ложится, словно в пух подушки,
Листопада поздняя пора.

А на снежной матовой подложке
Как итог внеклассной суеты
Разлетелись листья по дорожке
Словно все, гербария листы.

Вечерние облака зимой.

 Морозный свет немой зари
 Условный ряд причин нарушил,
 Я в лоно розовых перин
 Кладу ликующую душу.
 Здесь нет привычной суеты
 Беспечных мысленных потоков,
 Здесь в полной мере простоты
 Раскрыта суть души истоков,
 Здесь жизнь глядишь со стороны,
 Свивая прошлое с грядущим,
 Здесь все Миры вокруг равны
 В доступности, сквозь них идущим.
 Здесь тишина, здесь слабый свет
 В тонах загробного убранства,
 Здесь новый мыслится Завет
 Во вне времен и вне пространства.

 Но запад властною рукой
 Задернул трепетную штору;
 Я прошептал за упокой
 Душе, теряющей опору.

Февральский дожд.

 Февральский дождь – небесный душ,
 Весенней близости дыханье.
 И проступает линий тушь,
Снегов смывая очертанье.
Затихли свисты снегирей –
 поднялись к северным широтам,
 Но крепнет гам из-за морей
 предвестник скорым перелетам.
 И, я, с заснеженных вершин
 смотрю на хлопотные сборы:
 в невнятной радости души
 мне внятны птичьи разговоры.

Весенняя ночь.

 Небесный свод мерцающим ограном
 Открыл свою не познанную стать,
 И Млечный путь укрыл своим туманом
 Садов цветущих ситцевую гладь…

Летнее утро в деревне.

Рассветный медленный восток
Излил по окнам русло неба.
Благословен его поток
На скатерть с караваем  хлеба...
И я увидел скорбный  знак
В тени домов полузабытых:
что не спалось им допоздна,
сжимая боль в глазах  закрытых...
Здесь не гонял давно пастух
Коров рассеянное стадо,
Беря с собой из добрых рук
Обед — полдневную отраду.
Рожок в порядках темных стен
Забыл былые отраженья,
И треск хлыста плетеных вен
Не оставлял на шкурах жженья.

Но что-то теплое пока
Разлито по домам склоненным
И к небу тянется  рука:
“Прости, коленопреклоненным”.