Сколько горя может уместиться в одном человеке.
Сколько опустошения, звериной тоски.
Всё что в детстве казалось таким простым и понятным,
с годами,cплелось в тугой узел.
Отразилось шрамами на запястьях.
По утрам просыпаешься с мыслью
непременно сегодня исполнить
cвой лучший и единственный танец –
поболтаться в петле.
Но каждый вечер откладываешь на потом.
Смотря в потолок мысленно произносишь:
"однажды мой Бог должен ко мне прийти,
я хочу попробовать на вкус его суть,
голос, мысли.
Пускать их по венам,
и только это
сделает меня снова живым".
Но при этом не веришь.
Ведь все слова привязанности и любви,
и все те кто их говорил
превращались в дым.
Похоронных костров, напитавших ночную мглу.
Больше не веришь.
Не веришь людям,
не веришь в людей.
Душа обратилась в кровавое месиво.
//
Мне постоянно хочется извиняться
за хроническое молчание,
за то, что меня где-то носит,
за то, что во мне что-то неправильное.
//
Расскажи мне о боли то, чего я не знаю.
Постоянно осознавать, что в тебе никто не нуждается,
а в двенадцать получить разрешение на суицид.
Я давно ничего не жду,
не нуждаюсь в спасении.
Но отчаяние выражается
в экспериментах,
плотном сосудистом кружеве глазного белка,
в пачках снотворного,
в вырезании стеблей маков
на бело-бумажной коже
острым ножом,как скальпель.
Чтобы потом безразлично смотреть как на кафеле
расцветает алое поле.
Заламывать пальцы, а после
лежать на полу без движения.
(как абортированный ребенок)
Душа болит больше чем тело.
//
Желать повстречать человека,
с которым можно было бы вывернуться наизнанку,
ничего не бояться,
не бояться открыться.
Образовать единый живой организм,стать ближе,
чем близнецы,
сросшиеся грудной клеткой и имеющих одно сердце.
На двоих.
Прожить исцеляя,
крепко прижавшись к ранам друг друга.
Когда-то пытаться найти себе место,
где можно было бы чувствовать себя в безопасности.
Чувствовать себя спокойно, пусть даже совсем не долго.
А однажды просто утратить во всём этом потребность.
(как казалось уже навсегда)
Но теперь я тебя нашла.
И хочу быть у тебя под кожей