Прах столетий развеял ветер, волны времени смыли кровь,
Снова Жанна за всё в ответе и сгорает за правду вновь,
Снова страшный костер пылает, шелк волос превращая в дым,
И прекрасное умирает неистлевшим и молодым.
Как понять, как поверить в чудо, где начало у сказки той,
Про девчонку из ниоткуда, потерявшую вдруг покой,
Разорвавшую ткань столетий, загоревшуюся мечтой,
Получившую дар бессмертья за презренье к судьбе земной.
Лязги, вопли. В пустыне сеча. Паладины несутся вскачь,
Тяжкий меч мусульман калечит, беспощаден святой палач.
Ибо чует, что Чаша близко, чует кровь, что взойдет вином
Святодейство, а не убийство! Пусть же сбудется, как должно.
Сарацин не успел закрыться, рыцарь сносит башку мечом,
Продолжая в душе молиться, тянет мертвого за плечо,
В подседельном мешке тяжелом чаша - это Грааль святой -
Два столетья искал его он, ежечасно вступая в бой.
И три следующих долгих века бродит в мире, храня Грааль
Босый, старый, больной калека...Баба добрая, всех ей жаль.
Тихо ноги ему омыла, накормила, чем бог послал:
"Дай же, боже, французам силы, раз уж мира ты нам не дал..."
Да, в пожаре войны столетней не горит лишь бессмертный дух...
На пороге твоем позволь мне пожелать, чтоб огонь не тух,
Чтоб хватило безумной силы, чтобы вера цвела костром,
Ты сама ведь судьбу просила, чтобы вел тебя божий гром...
...И случайно малютке мать молока нацедила в чашку,
Что поставил на стол старик, попросившийся на постой...
"Жанка, умница,пей до дна! Пенку выбрось! Ещё, милашка?"
А старик ТАК смотрел в глаза, словно крикнуть хотел: "Постой!"
"Откажись, отрекись, дитя! Не прими эту чашу муки,
Пусть другая встретит рассвет, на сожженье обречена!"
Глаз девчонский сталью сверкнул, потянулись к Граалю руки,
Приняла... Доблесть, веру, крест. Твоя Франция спасена!