Я вопрошаю тебя, Бог, увы, с тревогой сожаления.
- За что с Земли стираешь ты народ людей, - предмет творения!?
Тебе припомнить я готов, хоть это право и не ново, руины древних городов, всю боль Содома и Гоморры.
Я обращаюсь к тебе, Бог, тобою ж людям, данным правом.
- Как мог один пролить ты рок с небес и грешникам и правым?
Ты посылаешь мор и глад, страданий жуткие напасти, скажи:
- Чем род мой виноват, ведь мы и так в твоей все власти?
Во мне сомнения живы, развей же их, ведь не для смеха, и не от праздной скуки ты однажды создал человека, ступать перед лицом твоим всегда путём тебе угодным. Но создал ты меня живым, живым, и, стало быть, свободным!
Песчинка я где рядом ты. Я мал, я немощен, я знаю. Но в бурных водах суеты я сам свой выбор совершаю. Где, может быть, вся жизнь моя лишь только сон, где мне не спится, и всё не так как вижу я, и мне реальность просто снится. Кто так коснулся бытия, уже не бодрствует беспечно. То знаешь ты и знаю я, и это будет бесконечно.
В твоих чертогах испокон теснятся ангелы рядами. Их лица, – оттиски икон и не меняются с годами. Всегда готовы гнев пролить, лишь дай намёк раскатом грома. Но ты молчание хранишь и держишь их вблизи от трона.
Они от целого лишь часть. Пусть с ними доброе пребудет, но человек соединил Добро и Зло в одном сосуде.
Ведь я, - подобие твоё. Я чадо, ты же, - мой Отец. Вдвоём мы связаны одним с тобой эпитетом, Творец.
Достоинства не умаляя, пора бы всем давно понять, других свободу уважая, своей не так легко отдать!
Наверно я не оправдал надежд и чаяний твоих, и, созданный тобою рай для одного, а не двоих.
Как ты хотел искоренить непреднамеренный росток! Но мне лишь предстояло жить. И, удалённый на восток в смятении горем искупить, затравленным среди невзгод пасти овец и хлеб растить один в земле печальной Нод, - я, изменившись, стал другим. С тех пор, когда распалась прахом наивность прежняя, своим я заплатил за это страхом.
Непостижимый, стольких дел достиг в своём величье ты, отодвигающий предел Гармонии и Красоты. Но видно может Красота и над величием смеяться. Впиши с достоинством задел, ты научил меня бояться!
Когда-то, словно ученик, теперь, отвергнутый тобою, мне Зверь в сознание проник, так я спознался с Сатаною. И, проводя в беседах с ним всё одиночество изгнания, покорность заменял другим, из уст его я принял Знания.
Когда ты гнал меня, Бог мой, пожалуй, и не мог представить, что пальцем, даже, не рукой, в Аид обидчиков отправить, вдруг, сможет кроткий человек.
Что русла и течения рек однажды, вырытых тобою мы поменяем с Сатаною.
Что из пробирок и реторт в насмешку народятся люди, и богом нарекут рекорд, и о тебе народ забудет. И будет Зверь нутром урчать у развороченной могилы, и внемлют все его речам, и кровь сочиться будет с рыла. Тысячелетия устой провозгласит икотным рыком. Мне трудно станет быть собой, ведь Доблесть, Правда, Честь забыты.
Пройдёт ещё не мало лет всё поменяется местами. Ну, а пока Зверь жатву жнет и отрыгает черепами.
А ты, как можешь с этим жить!? Взмахни, но не обрушь кадило. Я не могу предположить, что это в замысел входило. Когда велишь ты, Господин, то в праве ожидать чего-то, и результат знал ты один меня, отправив за ворота.
Трудясь, гонимый человек во всём помалу преуспел. Его страданьям ты подверг, от безысходности он смел. Всегда ли божья благодать саднит во рту солёным вкусом, он может этого не знать, но более не будет трусом.
А хочешь, тайну знать мою? Я болен, впрочем, как и ты. Порой, над пропастью стою, внимая зову Пустоты. Суть всех вещей наоборот постиг, когда покинул Рай. Я столько раз, идя вперёд, заглядывал за край.
О, как безжалостно ОНО! Один, с огромной высоты я видел, устилают дно надежды и мечты.
Мне так хотелось теплоты, отец, и слов благословления, но я был изгнан, и, увы, так, родилось моё терпение. Живя в пустыне, я искал в труде, в искусстве утешения. Я строил башни из песка, но, рассыпались те строения.
Себя задумал я продлить в отцовстве, чувства дорогого Любви, увы, не сохранить, один мой сын убил другого.
Дела и помыслы пусты, а жизнь тщетна и быстротечна. Сгорают люди – мотыльки, и, лишь Земля пребудет вечно.
И вот я пред тобою Бог покорно голову склоняю. Я у твоих Создатель ног. Я мал, я немощен, я знаю.
Я неказистый человек подавлен смутною догадкой, кто нас страданиям подверг в мгновения жизни нашей краткой. Мне шар земной отныне мал, пройдя скитание вековое, все тайны мира я познал, но не обрёл в душе покоя. Застывший кротко у ворот, вины не ведая, но грешен, я шёл своим путём, и вот, пришёл на суд. Итог предрешен.
Харон, возьми своё весло, перевези меня за реку, а сны и слабости его прости, Иль, просто человеку!