Поэт, - не просто человек. Всяк, кто мокнул перо, однажды, оставит свой беспечный век, и будет изнывать от жажды.
Любой, кто в руку взял перо и в боль мокнул его при этом, повторит, так уж суждено, судьбу российского поэта.
И будет за полночь, опять, бумагу, измарав в чернило, - поэтом я решился стать. Всё будет выглядеть уныло.
Поэту нужно умереть, - я вывод делаю банальный, таланта не прибавит смерть, но только мёртвый, - гениальный.
Признание таланту вред. Быть странным я хочу едва ли. Простите мне невнятный бред, быть может, черти нашептали!?
Один вниманием почтил. Возник, подсел, разговорил, хихикал, ёрзал и перхал в свой кулачишко, - вот нахал. Он в душу лез с каким то интересом, потел и рассыпался мелким бесом. Но из беседы той в дальнейшем вышло так, что был он вовсе даже не простак.
Он вкрадчиво шептал:
- Поверь, здесь, как во всём должна быть цель. Давай отыщем по порядку, в чём мы имеем недостатку.
- Всех гонит славы бурный ветер, мой друг, ты тоже болен этим? А будь оно и так, положим, тебе и в этом мы поможем. Другой бы вмиг затрепетал, когда б такое услыхал… Не ждал, - а тут, бродяга-случай идёт к тебе.
- Я не наскучил?
- Вообрази, ты знаменит, на всех наветчиков сердит, под языком медикамент, однако, есть один момент!
Так говорят у славы этой немало черт дурных, и где-то, пожалуй, в тишине ночной она нарушит твой покой. Не даст забыться и уснуть.
- Не славы? – Истинная суть!
- Что слава? - Дым она табачный! - И ну её к чертям собачьим.
Коль длилась б наша встреча год, храню в запасе анекдот…
- Ты только выслушай меня! Имей терпение дослушать.
- Твоя семья желает кушать и проводить досуг всех дней не хуже прочих там людей.
Не деньги дарят нам удачу, но всё же, их возьми в придачу, кошель с дороги подними.
- Теперь, ты главное пойми. И жизни блеск и жизни грязь, имеют напрямую связь.
- С чего насупился, притих? Вот ты, не хуже остальных, имея Аполлона стать, задумал, видно, мудрым стать!?
- Имеешь тайную задачу умом постичь весь мир. В придачу, хотя, быть может, сам таков учить желаешь дураков?
- Я не большой любитель книг, но всё ж, в одной из них настиг я мысль такую, ты послушай: - Кто очень мудр, – тот, очень скушен!
- Так я и сам одобрю тех, кто осудил унынья грех. А ты угрюм, ворчишь не смело, и губишь, губишь своё тело!...
- И не смотри ж ты злобно так. Да, я назойливый чудак пристал к тебе в урочный час, поди пойми его сейчас.
Прогнать бы прочь сего нахала, так далеки от идеала его бульварные манеры и гонор выше всякой меры. Но, я ведь помню день и час, как ты с друзьями как-то раз, назад лет десять, не иначе… - как всё-таки молодость горяча!
Уф, заморился, мне б попить, но дай тебе вопрос спросить, в надежде получить ответ:
- Скажи, ты часом не поэт?...
- Вот, чёрт возьми, ну я как знал, и что ж ты сразу не сказал!? А я стараюсь, что есть мочи. Ведь было б всё у нас короче.
Я так хотел тебе помочь все твои беды превозмочь, что б был ты снова на коне, но ты все карты спутал мне.
Ночами и в ущерб здоровью ты бредишь мнимою любовью, приукрашая красоту: - Какую ж, эту или ту?
- Как, и того не знаешь ты, что есть два рода красоты!? Так это ж просто наш двойник, в неё он запросто проник.
В твоих устах бледна Любовь!?
Тебе пролить случалось кровь, или коня пришпорить вскачь!? Ты тёпл, - не стыл и не горяч.
А теплота любви помеха. Всего лишь жалкая утеха она, что днесь творится вновь. Не обрести без мук Любовь!
Ты ж чем готов судьбе платить, что б голод страсти укротить!?
Среди знакомых есть один занятный очень господин, так у него . . . , а впрочем нет,
- короче, слушай мой совет, поэт поэту не соврёт, но только тот, который пьёт блаженства адского вино, а не уставился в окно в котором дождь заморосил. Тебя я давеча спросил, - поэт, какой ты красоты, но, что ответить смог мне ты!?
Так внемли дружеский совет! Того, что ищешь ты, здесь нет. Хоть всё облазай, – не найдёшь. Ты всё поймёшь, когда умрёшь. И не пугайся, лишь заметь, поэту надо умереть! Так, стало быть, и подытожим, - поэт в гробу, – цена дороже.
Спеши, воспользуйся советом, не забывай меня при этом…