***
Чтоб строчка на душу кому-то легла -
писать как ножом по живому.
Ведь верят не нежному бла-бла-бла-бла,
а шраму тому ножевому.
И сыплешь на рану открытую соль,
и пламя нутро опаляет...
Но если тебя оставляет та боль -
то кажется, Бог оставляет.
***
Фантазии в платьицах бальных,
мечты о несбыточной мгле...
Держаться за то, что реально,
за то, что притянет к земле.
Цепляться за мелочи быта,
хватаясь за выступ перил,
обломки всего, что разбито,
что мир нам когда-то дарил.
Вот хлеб. Ты голодная, да ведь?
А к чаю — халва и драже.
Вот ножик... Отставить, отставить!
И так по живому уже.
Цветок... Но припомнится роща.
Картина... Тот вечер зимой.
О нет, что пониже, попроще,
поближе к опоре земной.
Держаться за то, что конкретно,
за то, что уже не предаст:
за письменный стол, табуретку,
бокал, алюминьевый таз,
за коврик собачий в прихожей,
за мир, что кругом одинок.
Держи же, соломинка Божья,
а почва ушла из-под ног...
***
Я отпускаю зонт и не смотрю,
как будет он использовать свободу...
Б. Ахмадулина
Ты зонт не отпустишь, о нет...
А если отпустит прохожий —
поймаешь... Зонт нынче в цене.
Но где же ты прежний, о Боже?!
Кто мог всё отдать и забыть,
с душой, обожжённой запалом,
взахлёб и творить, и любить —
по лужам, по струнам, по шпалам!
Как жизнь обтесала тебя,
под сердце всадив ножевое,
скульптурное что-то лепя,
где плакало тонко живое...
***
Ради словечка ворочать руду –
экая малость!
Жизнь застоялась, как воды в пруду.
Не состоялась.
Вскоре подскажет – когда через край, –
сердце-анатом, –
что обернулся придуманный рай
истинным адом.
Выглянет месяц из ночи слепой,
вытянув рот свой,
словно спасая от счётов с собой
и от сиротства.
***
На холсте небес простом
ночь рисует звёздный абрис.
Осенять себя крестом?
Перечёркивать крест-накрест?
Память-боль сверлит висок.
Осень - след былого пыла.
Снег пойдёт наискосок,
заштрихует всё, что было.
Забинтует, заметёт,
замурует, как могила.
Но навеки не пройдёт
то, что некогда убило.
***
Душа — изнанка, черновик,
невидимые миру слёзы.
В жилетку ту всю ночь реви,
грехи выплёскивай и грёзы.
Но утром встань и осуши
заляпанность неровных строчек,
чтоб чистовик твоей души
обрёл прямой и ясный почерк.
Легка походка, верен шаг,
нет бредней, ветром унесённых.
Молчи, молчи, моя душа,
грызущий внутренность лисёнок.
***
Я вырвусь за эти страницы
ещё не написанных книг,
за эти тиски и границы
режимов, орбит и вериг,
из ряски, не ведавшей риска,
в миры беззаконных комет,
куда мне и ныне, и присно
ни хода, ни выхода нет.