как меня стенало по перекресткам, по нелепым поискам атмосферы, как же мне хотелось летать на звездах, не имея во` это все и веры; мама, как оно реализовалось, как меня чуть током не пронизало, как я ощутила, что эта малость не достойна мысли моей; забавно, как тебя всё тянет к тому, что выше, а на деле - сдвинута перспектива, мама, не всегда они этим дышат, есть у них любовницы и квартиры с видом на огромную реку, сказку, мама, говорю это все и плачу. как теперь придумать себе отмазку, доказать, что он ничего не значит, как теперь отмыться от этой раны, что внутри проделана этим взглядом. я хочу кровавую мери, бармен, или черный русский; "а с кем он рядом?"- как меня пронзает от этой мысли, сколько можно, хватит, пора забыть их. разве время лечит таких прокислых от истерик, срывов и злых событий? разве мы не сами себе тошнотны так, что просто выхода нет другого, как соткать дорогу себе из шелка заново: пройти через соль и слово, через докторов и кардиограммы, через горсть таблеток и "смотрят косо". все равно, на все боевые раны, Бог возложит свой золотой наперсток, все равно ты вырвешься и спасешься, слышишь, я даю Тебе свою силу, ты не знаешь, что я несла им ложь всем, только бы по стенке не разносило, только бы не знали на самом деле, что со мной, и что там во мне творится, как я ненавидела пустомелей, как мне были мерзки их злые лица. а потом таблетки гидазепама и еще какие-то витамины, суть не в том, есть новые встречи, мама; в плеере ассаи и песни сплина, в электричке кто-то разносит бритвы, новые газеты и крем для кожи. приговор сердечному ритму - криво, значит, мама, все идет так,
как
должно.