Если б леди Макбет и леди Винтер за чаем
встретились, то ломая нежнейший крекер,
они обсуждали б как решительно измельчали
все мужчины, подобно английским рекам.
На кого раскладывать осмысленные пасьянсы,
Если все под один пробор, как кусты сирени
Выстрежены по периметру личных Франций,
А активность сводится к формации наблюдений.
Винтер белозубо клацает по фарфору:
"Задери Артоса чума с чахоткой или холерой
Я хотела бы сердце каждого мушкетера
вырезать , разложить и сравнить размеры.
Замостить глаза доносов размякшей кашей
с непонятным текстом, но тонким флёром
протестантских идей, и кознями коридоров
всех врагов доставить дворцовой страже.
Что б в Бастилии их без еды и солнца
дни тянулись зарубками в ветхих сваях
Потому, что вижу в любом гасконце
не солдата, а отпечаток на покрывале.
Решелье единственный, кто не станет
шлейфом мяться и обтирать диваны.
Точно шпагу извлекает он из гортани
Каждый вздох и слово.Арториально алый
носит. Боже дай мне сил, чтобы подчиняться!
Мы глаза в глаза. А надо припасть в поклоне.
Не скрывать волчицу под шкуркой агнца
А сродниться с сердце с овечьей долей."
Леди Макбет щурится и опускает веер,
а лицо становится цветом в известь.
" Анна, я вздёрнула сразу двоих на рее,
а троих просто выкинула из жизни.
Я была веселой , ласковой, простодушной,
но пришлось наивности поубавить,
Чтобы мог один драгоценный муж мой,
на досуге целой страною править.
Я убью любого поскольку надеюсь в тайне,
Это мне поможет вновь стать желанным гостем
В его золоченной, цвета слоновой кости
запыленной бредом- дворцовой спальне.
А еще мне кажется, руки по локоть в красном...
Я сдираю кожу, бессильны лимон и щёлок.
Пью, столетний виски, но не пропадает морок,
И скрываюсь в быте вынужденном и праздном."
//Чай остыл. Залиты дегтярной мазью
струпья звезд, отраженных на донцах чашек
А в дворцах обычных московских многоэтажек
Каждый божий день то чума, то казни.//