Каждый вечер, примерно в девять, приняв душ, выпив чай с галетой,
Она молча садилась в кресло, забираясь под рыжий плед.
В целом, пренебрегая прессой, очень долго листала газету,
Убеждаясь, что новых писем уже больше недели нет.
Вот белеет на серых страницах неоплаченная квитанция…
Может, это ошибка просто, может быть, почтальон был пьян,
Может, выронил где-то письмо со словами: «Моя Констанция!
Ты венец моих снов и под шпаги готов за тебя лишь…
Твой Д; Артаньян».
Она плакала редко, почти никогда, жизнь на вкус, словно жжёный сахар.
От улыбки кокетливой бились сердца даже тех, кто на старости лет.
Её красило всё: боди арт с бодуна и мужская в полоску рубаха…
Но сегодня в слезах, от того что письма уже больше недели нет.
Он давно уж привык к насмешливым взглядам, презрительным репликам вроде:
«Смотрите уродец! Хромай отсюда, пока не схватил пинка!»
Никто не пытался заметить другое, признать человека в уроде.
Никто не увидел его улыбку и добрые ямочки на щеках.
Он был абсолютно нормальным: институт, общежитие, сессия.
Медицинское образование, о котором всегда мечтал.
Курсовая с нелепым названием: «Все разновидности плесени».
И письма ночные… Стихи и письма, которые ей писал.
«Констанция! Мне не встретить твоих глаз янтарные зори,
Не склонить на твои колени молитв моих благодать.
Ты бессонница моя лунная, я пол жизни тобой болен.
Мне бы ангелом стать, чтобы… свои крылья тебе отдать».
Когда они сдёрнули простыни и связали их торопливо,
Он даже уже не боялся, но чувствовал горечь беды…
Толкнули к окну, сказав: «Сейчас ты полезешь за пивом!»
Асфальт еще долго хранил… жестокости той следы…
«Констанция! Если вдруг, меня на земле не станет,
Ты помни, что даже там, спустя даже сотню лет
Я буду тебя любить!!!» Отчего же так сильно ранит,
Что письмА без обратного адреса, уже больше недели нет…