Давным-давно, в одной из "прошлых жизней"
была я домоседкой, но капризный
бесёнок странствий вдаль меня увлёк,
и был тогда средневековый Кортрейк
прочитан мной от корки и до корки,
изборождён и вдоль, и поперёк.
Настрой мой был тогда не то чтоб очень:
печален, депрессивен, обесточен -
случается такая маета.
Смотрела я на воду в мутном Лисе,
флотилии гниющих палых листьев,
офелии мерещились мне там.
Белёные домишки бегинажа
с тоской пытались справиться. Она же
не признавала каменный уют
обители сестёр-полумонахинь,
и покрывала раздраженья накипь
моей души изношенный сосуд.
Я думала тогда: какого чёрта
меня ветра по мостовым истёртым
гоняют, «словно листья к ноябрю»?
Но город приручался постепенно:
я видела, что в Лисе - просто пена,
роднее стала пара башен Брул.
Мне стала сущность Фландрии понятней,
приятней кучность домиков опрятных,
плющей вечнозелёность зеленей.
Я помню, в сердце откликалось что-то,
когда в соборе Мартина по нотам
колоколами карильон звенел.
Прошло семь лет, и жизнь теперь иная.
Узлы и сети кармы? Я не знаю,
но чувствую: опять влечёт туда.
А значит, надо в путь. О чём же речь-то?
У города ещё осталось нечто,
что я недобрала, он недодал.