Жил себе размеренно и тихо
возле печки старенький сверчок,
ветер завывал в степи волчихой -
а ему всё было нипочём.
Он играл себе на инструменте,
холил свою скрипку и шесток
и любил записывать моменты
угольком в линованный листок.
Был неприхотлив и не капризен:
крошки хлеба, капли молока
за глаза ему хватало в жизни,
а ещё глядеть на облака,
как они плывут, преображаясь,
собирают влагу в решето,
проливаясь дождиком на завязь
в поле вырастающих цветов.
Он игрою не противоречил
даже звездопаду в октябре,
но в один осенний серый вечер
голос вдруг услышал во дворе.
То ли ветерком его надуло,
то ли он почудился ему,
словно многоствольная фистула
зазвучала в призрачном дыму.
Он ему родным и одиноким
представлялся - будто это сам
он играл, к сосне прижавшись боком,
отсылая звуки небесам.
Мысль об этом так была приятна
и тревожна (понял - не уснуть),
встал, на сюртуке почистил пятна
и отправился в далёкий путь.