(Комментарии к эссе Теда Хьюза «Сильвия Плат. Эволюция «Овец в тумане»»)
Сильвия Плат, без сомнения, может быть названа звездой первой величины в американской поэзии. Возможно, для русскоязычного читателя уместным будет сравнить её с Мариной Цветаевой: тот же мятущийся дух, феноменальное чувство слова и звука, вылившееся в новации "словотворения", очевидное "первопроходство", оказавшее влияние на развитие англоязычной (и не только) поэзии... И, наконец, – сходство их трагических судеб.
«Овцы в тумане» – одно из краеугольных стихотворений Сильвии Плат. Сохранившиеся черновики с авторскими правками воссоздают уникальную картину творчества и позволяют заглянуть в «тёмные воды» души поэта. Подробный анализ двух черновых вариантов дал её муж, британский поэт Тед Хьюз, в своем «позднем» эссе 1988 года. Следует сказать, что поколения феминисток возлагали на него ответственность за самоубийство Сильвии, причиной которого послужила ее усуглубляющаяся депрессия после измены мужа с Асей Вевилл и последовавшего за этим разрыва. Многие трактуют этот литературоведческий очерк (вместе с «Письмами ко дню рождения») как запоздалое самооправдание Хьюза. Если так, то эссе – очень искусная, но, как представляется, не вполне убедительная попытка.
Едва ли стоит целиком пересказывать эссе. В нём автор подробно анализирует трансформацию стихотворения и проводит убедительные параллели с другим знаковым опусом С. Плат – стихотворением «Ариэль».
Вкратце основные положения эссе таковы: «Ариэль» – попытка духовного возрождения, борьба с усугубляющейся депрессией, завершающаяся оптимистическим финалом: героиня экстатически скачет в красный глаз восходящего солнца. (Очевидно, с этим можно было бы отчасти поспорить – это всё же "скачка в Смерть", окрашенная надрывной, истерической нотой. В красивую смерть, смерть-освобождение – через апофеоз творчества).
Стихотворение «Ариэль» написано в день тридцатилетия Сильвии. «Сюжетный» остов – раннее утро, скачка на лошади в Дартмуре (Девон). Эта же лошадь фигурирует и в «Овцах в тумане». Имя, давшее название знаменитому циклу стихов С. Плат, чаще всего ассоциируют с сильфом Ариэлем (1) – духом воздуха из шекспировской «Бури». Однако Т. Хьюз утверждает, что цикл назван по имени её лошади – Ariel, а сама Плат прямо указывает на этимологию слова: Божья львица. Это отсыл к древнееврейскому значению имени «Лев Б-га» (что отмечает и У. Дэвис (2)), хотя в современном английском это имя употребляется преимущественно как женское (3).
Однако, анализ «Ариэли» – это отдельная тема. Вернёмся к переломному произведению цикла, знаменующему конец подъёма и начало спада, оборвавшегося в смерть, – стихотворению «Овцы в тумане». Его трансформация наглядно демонстрирует спираль погружения в ничто, признание поражения, крушения и беспомощности.
В терминах психоанализа Юнга «алхимия» этих двух стихотворений построена на трансформации: нигредо-рубедо-альбедо-нигредо: стихотворение «Ариэль» начинается с нигредо «стазиса» – точки равновесия мрака, а заканчивается мощным рубедным аккордом – бешеной скачкой в красный глаз солнца; «Овцы в тумане» начинаются с классического альбедо («Холмы в белизну ступают») и заканчиваются (в последней редакции) безысходным нигредо темноводья: из тьмы приходим – во тьму возвращаемся.
Безусловно, во многом можно согласиться с трактовкой Хьюза. В конце концов, он знал Сильвию как никто другой: он был не только мужем, но и ментором, другом – и редактором, наконец (хотя его роль в посмертном издании сборника «Ариэль» весьма неоднозначна, и воспринимается многими в академическом сообществе как цензорская (4)).
Тональность эссе: талантливая поэтесса, сломленная жизнью, предрасположенная к депрессии (первая попытка суицида была предпринята Сильвией в 1953 году – чтобы «последовать за отцом»). Автор блестяще анализирует стихотворение, следуя за развитием мысли в изменяющихся редакциях. Эссе, безусловно, эмоционально, ему веришь (или почти веришь).
Как часто у Плат, толчком служит вполне реальное событие: «картинка», которая начинает постепенно трансформироваться, обрастая экзистенциальными смыслами.
Юго-западная Англия, Дартмур. Утро, декабрь, туман. Идиллическая, неспешная поездка на лошади. Каменные гряды, холмы, на холмах – невысокие башни (торы-туры), на склонах пасутся овцы дартмурской породы – длинная шерсть, чёрные лица. Лошадь идёт осторожно, боясь оступиться в тумане с каменистой осыпающейся гряды. Звенят овечьи колокольцы. Вдали виден поезд, за ним тянется шлейф из пара. Первоначально стихотворение называлось «Туманные овцы».
Рассмотрим, вслед за Хьюзом, все его редакции – как оно постепенно выплывает из тумана, «проливаясь чёрными ручьями» правок.
В экспозиционном импульсе (Холмы нисходят/ступают – обрываются? в белизну) – уже проступает лёгкая тревога. Основания каменных гряд покрыты туманом, лошадь может сорваться.
Далее – неуверенность, чувство вины (Люди или звёзды/Воспринимают меня с грустью, я разочаровываю их). Взаимоотношения с социумом и с высшими силами напряжённые – героиня не оправдала их надежд.
На мгновение появляются овцы, «завёрнутые в тонкую шерсть, как патриархи» – но не сами патриархи: еще не настал момент включить в стихотворение (черновые варианты) образы Авраама, Исаака, Яакова – Ветхозаветных пастухов овечьих стад, кутающихся в плащи из шкур (милоти). Патриархи могли бы снять тревогу – всё хорошо, есть пастыри, защита. Тело (обнажённое в «Ариэли») может защитить тонкорунная пастушья милоть, накинутая на плечи. Милость. Но овцы не могут защитить, они могут только отвергнуть отбившуюся овцу – ей нет возврата. И защитникам-патриархам еще рано на сцену. Вычеркнуто.
Пока – появляется поезд: железное, механическое – но живое – существо, оставляющее след от дыхания. В поезде едут те, у кого есть прямой, надёжный путь в жизни, есть направление и цель, а героиня чувствует себя сбившейся с пути в тумане и пришедшей на каменистый край обрыва.
Телесное ощущение – «бедра сжимают моё животное» – обладание, слитность, сексуальные коннотации – не к месту. Вычеркнуто.
Ариэль уже не скачет в зарю, в солнечный глаз – она плетётся. Горестное восклицание – «О, плетущаяся лошадь». Лошадь нерешительна, она медлит. Её цвет – бурый, ржавый. Противопоставление поезда – быстрого и железного – живой лошади, с которой срастается героиня: я, нет – «мы одного цвета, ржавого – я и ты». И вот уже весь мир становится ржавым: «Мир ржавеет вокруг нас». Живой мир уязвим, подвержен разъедающей рже и тлену.
Вступает тема колесницы: поэт-колесница, крушение, обломки, металл перемешанный с плотью – «рёбра, спицы, разбитая колесница». Ничего не исправить. Крах.
Хьюз очень убедительно пишет о трансформации воспаряющего Ариэля в низвергнутого Фаэтона, не справившегося с управлением колесницей отца – солнечного Аполлона, бога-поэта. (Здесь обертоном звучит менторская интонация Хьюза – уж его-то колесница не рухнет, он твёрдой рукой лауреата управляет ею. А Сильвия – не справилась с управлением. Женщина. Неуправляемые эмоции. Жаль.) «Я – разбитая колесница», – наконец пишет Плат и – вычёркивает все варианты с колесницей. Слишком прямолинейно.
Трудно согласиться с Хьюзом в том, что первоначальный вариант «Овец в тумане» несет в себе позитив и принадлежит к первому эйфорическому циклу «Ариэль», написанному на подъёме. Из всего анализа текста проступает прямо противоположное.
Вступает тема траура, оплакивания. Скорбные звуки колокольцев («скорбный звон по Фаэтону», – пишет Хьюз), копыта стучат по каменной гряде, как капли дождя, чернеющее утро, двойное повторение (morning) с траурной коннотацией по звучанию (mourning). Оплакивание мертвеца, брошенного в поле, жертвы крушения (колесницы). Самооплакивание. Реквием. Лакримозо. Непогребённый труп будет съеден червями – перейдёт в них: «почему они представляются мне такими прекрасными – души червей» – ну, это уже слишком, вычеркнуто.
Возвращение патриархов, тема защиты. Лица овец похожи на лица патриархов (с прекрасными/младенческими лицами – /Древние, как башни). Но овцы – не пастыри, они сами блуждают в тумане – и они не защитят. Они изгоняют её из стада, чёрную овцу, неудачницу. Героиня – заблудшая, потерянная овца – отвергнута стадом (социумом). Она нуждается в пастыре. Но пастыря, ментора, отца – нет. В редакции от 28 января – последняя попытка воззвать к пастырям-патриархам. Это уже не овцы, а истинные патриархи – каменные исполины-башни, облачные великаны. Но патриархи тоже не помогут, они не помогли и раньше – неподвижные. Финал – они отплывают истуканами, каменными облаками с равнодушными невинно-мудрыми, младенческими лицами. Едва ли это можно назвать символом возрождения, как пишет о том Хьюз. Патриархи – совокупная фигура Отца, отца и мужа-отца… но он не защитит.
Хьюз неоднократно пытается «перевести стрелку» на отца Сильвии, указывает на причину первой попытки самоубийства – желание «последовать за отцом». Но вот оно – скрытое обвинение: он ведь тоже играл роль «отца» - поэтического ментора, старшего, редактора… патриарха? Но он не хотел этой роли. Он хотел быть поэтом, любовником, мужчиной. И ушёл к Асе Вевилл, рядом с которой чувствовал себя таковым. И вновь потерпел такую же неудачу. С макабрической гримасой рок вернул его «на круги своя» – Ася спустя всего 6 лет так же, как и Сильвия, покончила с собой. Таким же способом – открыв газовый кран кухонной плиты. Какой урок он так и не смог усвоить? И будет ли запах газа преследовать его в иной жизни, как платок Фриды?
В этом – обоюдная драма их отношений. В несоответствии ролей. Она любит его, он любит себя. Патриархи-пастыри-отцы каменными истуканами уплывают в небеса. И тогда всё прочитывается по-иному: всё стихотворение – это реквием по любви – отца, друга, мужа? Бога? – предавшей, отвернувшейся, ушедшей с непонимающим, каменным, тупым, младенческим лицом. Она отвергает патриархов – патриархи вычеркнуты. В стихотворении "Папа" из сборника Ариэль (5) она проклинает семь лет жизни с Хьюзом-отцом и вгоняет осиновый кол в его «чёрное жирное сердце».
После этого только один путь – в тёмные воды богооставленности. И (пророчеством? приговором?) звучат ключевые заключительные строки последней редакции 28 января:
Грозятся
Они ввергнуть меня в небеса
Без звёзд, без отца, в темноводье
Нежные, далёкие поля, покрытые первым снежком – предательская трясина. Они грозят расступиться и низвергнуть героиню – в ничто, в небеса «беззвёздные» (без ориентиров), «безотцовые» (без Отца? – без его любви) – в тёмные воды бессознательного хаоса. И – низвергают.
ПРИЛОЖЕНИЯ
ПОДСТРОЧНИКИ
(черновик от 02.12.1962)
Туманные овцы
Холмы обрываются в белизну
Люди или звезды
Воспринимают меня с грустью, я разочаровываю их.
<Завёрнутые в тонкую шерсть, как патриархи>
Поезд оставляет след дыханья
<Бёдра сжимают моё животное>
О плетущаяся
Лошадь <я твоего цвета>,
Мы одного цвета
И мир
<Моя лошадь> цвета ржавчины.
<Мир ржавеет вокруг нас>
<Рёбра, спицы и разбитая колесница>
Поезд оставляет след дыханья.
О плетущаяся
Лошадь цвета ржавчины
<Я разбитая колесница>
О копыта, о скорбные колокола –
Всё утро
Утро всё чернело
Как покинутый мертвец.
Почему они представляются мне такими прекрасными,
<Души червей>,
<Лица овец, похожих на патриархов>
Эти овцы с младенческими лицами –
Древние, как башни и гневные.
Я не одна из них, это их раздражает
<С моими четырьмя копытами> и
(черновик от 28.01.1963)
<Патриархи, до настоящего времени неподвижные
В небесных шерстяных одеждах
Отгребают/отплывают, как будто камни или облака с младенческими лицами
Белый призрак> Они угрожают
<Угрожает> пропустить меня в <темн> небеса
Беззвёздные и безотцовые, в тёмные воды.
ПЕРЕВОДЫ И ТЕКСТЫ
Сильвия Плат. Ариэль
(перевод В. Емелина)
Застывшая тьма.
И – бесплотная синь
Струится с далей скалистых.
Божья львица,
Мы едины с тобой
Ось коленок и пят! – Бороздой
Двоится, сестрится
С бурой дугой
Ускользающей шеи,
Негроок,
Цепок злой тёрн,
Чёрн –
Сладко кровит рот,
Тени. Вот
Нечто сквозь
Тащит ретиво –
Бёдра, гриву;
Хлопья от пят.
Белой
Годивой опять –
мёртвые руки и путы сниму.
И вот я –
Пеной в пшеницу, бликом в волну.
Крик дитя
Тает в стене.
И я –
В полёте стрела,
Летящая на
Гибель роса, с галопом – одна,
В карминовый
Глаз, прямо в котёл утра.
(с английского)
ARIEL
by Sylvia Plath
Stasis in darkness.
Then the substanceless blue
Pour of tor and distances.
God’s lioness,
How one we grow,
Pivot of heels and knees!—The furrow
Splits and passes, sister to
The brown arc
Of the neck I cannot catch,
Nigger-eye
Berries cast dark
Hooks—
Black sweet blood mouthfuls,
Shadows.
Something else
Hauls me through air—
Thighs, hair;
Flakes from my heels.
White
Godiva, I unpeel—
Dead hands, dead stringencies.
And now I
Foam to wheat, a glitter of seas.
The child’s cry
Melts in the wall.
And I
Am the arrow,
The dew that flies
Suicidal, at one with the drive
Into the red
Eye, the cauldron of morning.
Сильвия Плат. Овцы в тумане
(перевод В. Емелина)
Холмы в белизну ступают,
Люди ли, звёзды –
С печалью глядят, я их огорчаю.
Поезд оставил выдоха шлейф.
Ах, медлит
лошадь – ржавая масть,
Цокот и скорбный звон.
Всё утро здесь
Утро сгущалось в темень,
Словно увядший цветок.
В костях – тишина, даль полей мне
Сердце мягчит.
Грозятся
Они ввергнуть меня в небеса
Без звёзд, без отца, в темноводье.
(с английского)
SHEEP IN FOG
by Sylvia Plath
The hills step off into whiteness.
People or stars
Regard me sadly, I disappoint them.
The train leaves a line of breath.
O slow
Horse the colour of rust,
Hooves, dolorous bells –
All morning the
Morning has been blackening,
A flower left out.
My bones hold a stillness, the far
Fields melt my heart.
They threaten
To let me through to a heaven
Starless and fatherless, a dark water.
________________________
1. Его гендерная принадлежность неоднозначна. Хотя в тексте пьесы есть указание на то, что «он появляется с крыльями гарпии» – гарпии однозначно женские персонажи. С начала Реставрации и до 30х годов прошлого века роль исполнялась женщинами, затем – и мужчинами и женщинами. Но в стихотворении Плат это именно лошадь – Божья львица, она, Ариэль.
2. William Davis, "Sylvia Plath’s ‘Ariel.’" Modern Poetry Studies 3.4 (1972)
3. http://en.wikipedia.org/wiki/Ariel_(given_name)
4.
5. http://www.poets.org/poetsorg/poem/daddy (From The Collected Poems by Sylvia Plath, published by Harper & Row. Copyright © 1981 by the Estate of Sylvia Plath. Used with permission)
Заставка: Michael Lees: "Last Rays of the Sun"