Въезжая в панцирь силы штурмовым огнем,
Дно щупая дороги гусеничным треком,
Урча победным гимном под дождем
Осколочным и пронизаясь громом
Тягостных разрывов земной тверди,
Танк, преодолев подъем, натужно замер;
Стало тихо. Изгибчатая башня упредив
Свой актуальный целевой замер,
Мотнула влево ствол: прицел - секунда.
Танк - дрогнул. Хлопнул дым. Огонь
Ствола слизал частичку ада
Из немочи пространственной; мишень
Его вонзилась в землю - лишь обломки.
И шлак. И прах. И лишь воспоминанье.
Пытаться будут нас понять потомки.
Но... им не жить сейчас: другое воспитанье.
Вернув на место жерло боя, а может
Ища цель, машина плавно двинулась...
Урча нутром и будто чуя атакующий момент,
Внезапно, вдруг, увесисто остановилась.
Взрыв поднял тучу пыли, вырыл ров.
Но глубины воронки мало для могилы.
А у потомков на такое не хватит внятных слов...
И чтоб объять рассудком - не хватит силы.
Танк вырвался с проекции огня,
Вошел в овраг - его теперь не видно.
И в панцире души своей вину за жизнь храня,
Он будет двигаться в ничто. Обидно.
Опять разрыв. Земля горит.
Танк слепо видит цель.
И сожжены все города. И время спит.
И не проснется. Не войдет в пустую щель...
Минуты. Молчания.
Разум рвет мысленно путь к самосвершению.
Как танк полузамерший от ожидания
Прицельного выстрела: готов к разрушению.
Снова рванули почву гусеницы;
Установка успешная - на прорыв.
Трепещутся крылья умершей птицы.
Как знамя победы.
Как вежды пророческих снов.
И будущего таинственные следы,
Будто отметины от оков.
Танк, грызущий боя панцирь,
Заложник бездушный этой правды.
Смерть - шальная - разума поводырь...
А разум - заложник своей природы.
***
О танке ли сказ сей?
Наврядли. О - всяком.
О том, что надежды сильней.
О понимании сути двояком...
Мир будет думать над миром
Веками, пока...
Не поймет, что война уже в старом
Времени - проклята на века.
А танк пусть елозит -
Гусеницами: рвет почву сырую с корнем...
Пусть механическим лязгом чудит:
Месит счастье - напополам - с горем.