I.
Задолго знаки подаёт весна
у крепом охмурённого порога,
а между строк чадящая тревога
и под строфой ярлык нехватки сна.
Как будто знать заранее дано
внутри весны таимую зевоту,
на свежесть чувств старинную охоту,
икотою осклабленное дно.
Не дрогнет клапан, сердцу всё равно,
едва трепещет, стука не считая,
стремится вглубь дремотного Китая,
собой самим давно утомлено.
Крупицы страха красит кошениль,
со скрежетом слова ползут по кромке,
солонка сонно посулила ломки,
но нервам соль, что сахару ваниль.
Сквозь плотный слой опухшей от росы,
из фобий дна произведённой ваты,
сочится: “Все влюблённые крылаты,
не только люди – кошки, зайцы, псы”.
Мои шесть строф, стандарт, клише, тупик,
стереотип, себя хранящий цепко,
меня удержит на ветру прищепка
до трудного вступленья в касту пик.
II.
Предчувствиям не веря отродясь,
я это, тем не менее, отметил,
есть нечто обречённое в комете,
когда она, мерцая и светясь,
висит недвижно, в то же время мчась
стремглав сквозь ночь, где старики и дети
при распылённом и неверном свете
её следят, молясь, томясь, мечась...
III.
Меня машина укусила,
за нею наглость, мощь и сила,
а я лишь вянущий старик
с давно утраченной сноровкой,
мне разве с божьею коровкой
гулять, подклеив свой парик.
Soundtrack: Houston Person, My Foolish Heart.