На песчаном плоском ложе,
Будто спутав пляж с баштаном,
Спит старик, темнея кожей,
Цвета спелого каштана.
Спит нагой и необутый,
Спит, не ведая , что голый,
Спит, забыв, что атрибуты
У него мужского пола.
Как смешна нагая старость:
Жёстких ягодиц морщины,
Плоти ссохшейся огарок,
Остов бывшего мужчины.
Будто старец сам отделал
Эту в змейках шрамов шкуру,
Сам и вылепил из тела
На себя карикатуру.
Но до смеха вспомнить надо,
Как, палимый тем же зноем,
Хам смеялся до упаду
Над отцом своим, над Ноем.
Впрочем старцам безразлично:
Пусть смеются злые дети,
Что такое «неприлично»
Для прожившего столетье.
Он вобрал в столетний опыт
Всё от альфы до омеги:
И всемирные потопы
И разбитые ковчеги.
Он изведал сласть победы,
В пораженье – горечь срама,
Он – то знает: канут беды,
Заживут любые шрамы.
И под солнцем в час зенита,
Чуждый зависти и злости,
Он, как предок знаменитый,
В сладком зное греет кости.
Да и Каспий – старец важный –
Заразился знойной блажью:
Спит раскинувшись вальяжно,
Обнажив себя на пляжах.
В полусне лениво лижет
Бороды седой колечки
Да полощет в теплой жиже
Полуголых человечков…
Махачкала 12 августа 1977 года