В России вряд ли можно найти человека, который хотя бы раз в жизни не слышал это словосочетание – Третьяковская галерея. Миллионы людей своими глазами видели ее обширные коллекции. Эта галерея принадлежит к числу крупнейших музеев мира и популярность ее вполне сравнима с Лувром. Хотя это не дворец, а специально выстроенное для музея здание в тихом Лаврушинском переулке, в одном из древнейших районов Москвы - Замоскворечье.
В Третьяковской галерее собраны произведения исключительно русского искусства, тех художников, которые внесли свой вклад в его историю. Так было задумано основателем галереи, московским купцом и промышленником Павлом Михайловичем Третьяковым, такой сохранилась она до наших дней. И хотя трудно представить себе, что огромное собрание произведений искусства – детище одного человека, приходится признавать: Третьяковка (как ее привычно называют в обиходе) сохранила имя своего создателя и обессмертила это имя собственное, ставшее нарицательным.
Датой основания Третьяковской галереи принято считать 1856 год, когда молодой купец Павел Третьяков приобрел первые работы современных ему русских художников. Но тогда это была только мечта, осуществить которую в полном объеме только предстояло.
«Для меня, истинно и пламенно любящего живопись, не может быть лучшего желания, как положить начало общественного, всем доступного хранилища изящных искусств, принесущего многим пользу, всем удовольствие, - писал собиратель в 1860 году, добавляя при этом: ... я желал бы оставить национальную галерею, т. е. состоящую из картин русских художников».
Его мечта осуществилась спустя десятилетия: 12 сентября 1892 года известный московский предприниматель и меценат Павел Михайлович Третьяков передал в собственность городу Москве свою картинную галерею уже тогда знаменитую Третьяковку. Поистине царский дар, сделанный потомком небогатого купца, перебравшегося с семейством в Москву из Малого Ярославца во второй половине восемнадцатого века, в царствование Екатерины Второй.
Начало династии столичных предпринимателей положил Елисей Мартынович Третьяков, купец самой низкой – третьей – гильдии, то есть мелкий торговец. Его дело продолжил, слегка расширив, сын Захар. А вот внук Михаил сумел уже выбиться во вторую гильдию, изготовлял и продавал ткани, владея пятью лавками в Старых торговых рядах на Ильинке. Но собственным домом так и не обзавелся, довольствуясь съемной квартирой.
Семья Третьяковых вела довольно скромный образ жизни, хотя девять их детей получили неплохое по тем временам домашнее образование. При этом отец частенько присутствовал на уроках, устраивал внезапные экзамены и вообще держал отпрысков в строгости. Двое старших сыновей - Павел и Сергей – уже с четырнадцати лет просиживали целый день в отцовских лавках, набираясь практического опыта и приобретая деловые навыки.
Михаил Захарович скончался в 1850 году, наказав детям продолжать его дело и во всем слушаться мать – Александру Даниловну. Павлу было тогда семнадцать, а Сергею пятнадцать лет. Сыновья оказались послушными: с помощью матери повели дела так, что уже через год после смерти отца семья переехала наконец в собственный дом в Лаврушинском переулке в купеческом Замоскворечье. Это был окруженный садом старый двухэтажный особняк.
Справедливости ради стоит сказать, что делами, в основном, занимался Сергей, во всяком случае, проявлял больше активности, чем Павел, и не отвлекался на посторонние предметы. Каковым, безусловно, можно считать появившийся с молодых лет интерес к живописи у Павла. Нет, сам он не рисовал и даже не пытался это делать, но не пропускал в Москве ни одной выставки живописи, а бывая по делам фирмы за границей, обязательно посещал местные картинные галереи. А с 1856 года начал приобретать первые картины, предпочитая молодых и малоизвестных еще авторов; не из-за нехватки денег а в соответствии со своей собственной эстетической концепцией.
«Мне не нужно ни богатой природы, ни великолепной композиции, ни эффектного освещения, никаких чудес. Дайте мне хоть лужу грязную, но чтобы в ней правда была, поэзия, а поэзия во всем может быть, это дело художника».
В начале 1860-х годов образовалось «Московское общество любителей художеств», объединившее как профессионалов, так и любителей-меценатов. Павел Третьяков был избран постоянным членом Комитета этого общества и на всех конкурсах и выставках неизменно поддерживал художников реалистического направления.
Третьяков прекрасно понимал, что его увлечение живописью требует немалых средств, и со временем стал более активен в предпринимательстве. «Я менее чем кто-нибудь, желал бы бросать деньги и даже не должен сметь этого делать, — писал Третьяков, — мне деньги достаются большим трудом, часть физическим, но более нравственным, и, может быть, я не в силах буду долго продолжать торговые дела, а раз кончив их, я не в состоянии буду тратить на картины ничего».
Оба брата продолжали отцовское дело, сначала торговое, а потом и промышленное. Их собственностью стала известнейшая Новая Костромская мануфактура льняных изделий. Лен в России всегда почитался коренным русским товаром и всегда (хотя и не очень успешно) конкурировал с иноземным американским хлопком.
Торговые и промышленные дела Третьяковых шли очень успешно, но все-таки эта семья никогда не считалась одной из самых богатых в России. 1860-е годы стали временем экономического и промышленного подъема, который не мог не отразиться и на предпринимательской деятельности Третьяковых. В Москве им принадлежало четыре мануфактурных магазина, отделения и конторы семейной фирмы открывались все в новых городах.
В Костроме Третьяковы основали Товарищество Большой Костромской мануфактуры. В финансовой сфере Павел Третьяков принял активное участие в создании первого в городе Московского купеческого банка и до конца жизни являлся членом его Совета. Третьяковы были также среди учредителей второго коммерческого банка Москвы — Московского купеческого общества взаимного кредита, имели большое влияние и в Правлении Московского учетного банка.
Мало кому известно, что на предприятиях Третьяковых практически не было конфликтов между рабочими и хозяевами. Третьяковы умели без особой огласки улаживать социальные конфликты. Когда на их хлопчатобумажной фабрике в Москве вспыхнула забастовка, Третьяковы почти немедленно втрое увеличили сдельную оплату, и снизили цены на продукты в фабричной лавке.
Занимались Третьяковы и традиционной для московского купечества благотворительностью, причем в значительных размерах. На их средства содержалось Арнольдовское училище для глухонемых детей, для которого было выстроено трехэтажное здание на Донской улице.
Павел Третьяков также принимал участие в деятельности Православного миссионерского общества, занимался попечительством о бедных, состоял членом Коммерческого суда, и, конечно, был членом разных обществ – художественных, благотворительных, коммерческих. Но при этом вел весьма скромный образ жизни и никогда не придавал свои благотворительные дела широкой огласке. Дом в Лаврушинском переулке так и не стал светским салоном, хотя здесь бывали многие известные люди.
Совсем иной образ жизни был в богатом особняке Сергея Третьякова на Пречистенском бульваре. Вот там действительно постоянно собиралась «вся Москва», блестящая публика стекалась на пышные приемы и балы. Сергей Михайлович, не скрываясь, добивался популярности – и в 1877 году был избран городским головой.
Пока брат тратил деньги на светскую жизнь, Павел Третьяков продолжил пополнять свою коллекцию живописи, одновременно материально поддерживая перспективных, но пока еще неизвестных художников, особенно выделяя группу художников-передвижников, которая прославилась своим открытым пренебрежением к традициям Академии художеств.
Павел Третьяков по каждой картине составлял собственное мнение, но при покупке нового полотна для коллекции всегда советовался с людьми, чье мнение он ценил: с Крамским, Стасовым и другими. Хотя Крамской, пользовавшийся неоспоримо самым большим расположением и уважением Третьякова, трезво оценивал степень влияния на коллекционера других людей.
«Я давно его знаю и давно убедился, что на Третьякова никто не имеет влияния как в выборе картин, так и в его личных мнениях… Если и были художники, полагавшие, что на него можно было влиять, они должны были потом отказаться от своего заблуждения».
Иногда он покупал картины по особой просьбе людей, которых он уважал; так в третьяковской коллекции появился цикл работ художника Ге на евангельские темы, приобретенный по настоятельной просьбе Льва Толстого.
Хотя Павел Третьяков и не стремился к популярности, попасть в число его избранников мечтал любой художник России, поскольку коллекционер был истинным патриотом – и не только на словах. Его раздражало слепое преклонение перед искусством Запада.
«Многие положительно не хотят верить в хорошую будущность русского искусства и уверяют, что если иной какой художник наш напишет недурную вещь, то так как-то случайно, и что он потом увеличивает собой ряд бездарностей, — писал Третьяков. — Я иного мнения, иначе я не собирал бы коллекцию русских картин».
Очень большие деньги были потрачены Павлом Третьяковым на приобретения полотен русских художников XVIII — первой половины XIX века, целиком был приобретен цикл картин художника Верещагина о Туркестане. Коллекцию мог увидеть любой желающий, но… полотна висели в жилом доме в Лаврушинском переулке и нескончаемая вереница посетителей составляла массу неудобств для членов семьи и самого хозяина дома.
Только в 1874 году братья Третьяковы выстроили сада новое двухэтажное здание специально для картинной галереи, а за тридцать лет своего существования это здание перестраивалось и расширялось под увеличивающуюся коллекцию пять (!) раз. В 1906 году фасад Третьяковки был декорирован в русском национальном стиле по эскизам художника Васнецова. Причем денег за вход с публики не брали, хотя и содержание галереи, и пополнение коллекции требовало больших затрат.
«Я трачу на картины, тут цель серьезная, может быть, она исполняется недостаточно умело, это другое дело, да к тому же деньги идут трудящимся художникам, которых жизнь не особенно балует, но когда тратится ненужным образом хотя бы рубль — мне это досадно и это раздражает меня», - такова была позиция мецената.
Сергей Третьяков тоже был коллекционером, но его больше привлекала западноевропейская живопись, прежде всего — работы французских мастеров XIX века. Немногочисленные приобретенные картины русских мастеров Сергей Третьяков почти сразу же дарил брату. Но 25 июня 1892 года Сергей Третьяков скоропостижно скончался, написав в завещании, помимо всего прочего, следующее:
«Так как брат мой Павел Михайлович выразил мне свое намерение пожертвовать городу Москве свою художественную коллекцию и в виду сего представить в собственность Московской городской думы свою часть дома, обще нам принадлежащего, то я часть этого дома, мне принадлежащую, представляю в собственность Московской городской думе».
Павел Третьяков рассчитывал, что его галерея перейдет Москве только после его смерти. Но внезапная смерть брата подтолкнула его принять другое решение. 31 августа 1892 года Павел Михайлович обратился в Московскую думу с официальным письмом:
«Озабочиваясь, с одной стороны, скорейшим выполнением воли моего любезного брата, а с другой — желая способствовать устройству в дорогом для меня городе полезных учреждений, содействовать процветанию искусства в России и вместе с тем сохранить на вечное время собранную мною коллекцию ныне же приношу в дар Московской городской думе всю мою картинную галерею и передаю в собственность города принадлежавшую мне часть дома».
Сделав соотечественникам такой щедрый подарок, Третьяков почти сразу же уехал за границу – до конца года. Вслед ему полетели письма такого вот содержания:
«... Весть о вашем пожертвовании давно облетела Россию и во всяком, кому дороги интересы русского просвещения, вызвала живейшую радость и удивление к значительности принесенных Вами в его пользу усилий и жертв».
По возвращении домой Павел Третьяков приступил к кропотливой работе по составлению каталога своей коллекции. Выяснилось, что Третьяковка хранит 1276 картин, 471 рисунок и 9 скульптур практически всех школ и направлений русского изобразительного искусства XVIII–XIX веков. Страховая стоимость коллекции была оценена приблизительно в полтора миллиона рублей, однако целиком все расходы на создание художественной галереи составляли около четырех миллионов рублей.
После передачи своего собрания городу меценат продолжал пополнять его. В ноябре 1898 года он приобрел для галереи картину Васнецова «Богатыри». Это было последним вкладом коллекционера — 4 декабря 1898 года Павел Михайлович Третьяков скончался. Его последними словами были:
- Берегите галерею и будьте здоровы.
Третьяков умер именитым, почетным гражданином города Москвы, немало приумножив капитал своих предков. Но если он и задумывался о росте своего состояния, то исключительно ради любимого детища – галереи. Согласно его завещанию, Третьяковка получала достойное содержание, причем Павел Михайлович особо подчеркивал то, что учащиеся могли посещать его галерею бесплатно, а все остальные за очень небольшую входную плату – случай в России беспрецедентный.
Кроме того, Третьяков завещал «… сто пятьдесят тысяч рублей для употребления процентов с этой суммы на ремонт галереи, сто двадцать пять тысяч рублей для приобретения на проценты с этой суммы живописных и художественных произведений для пополнения коллекции…» Кроме того, галерее были завещаны иконы и недвижимое имущество.
Оценивая итоги жизни Павла Михайловича Третьякова, художник И.Е. Репин писал:
«Он довел свое дело до грандиозных, беспримерных размеров и вынес один на своих плечах вопрос существования целой русской школы живописи. Колоссальный, необыкновенный подвиг!»
Немудрено, что после смерти своего создателя галерея фактически осиротела. Руководил ею Совет галереи, среди членов которых не было единодушия и согласия. Только в 1905 году после избрания попечителем галереи художника и коллекционера Остроухова стали регулярно приобретаться произведения и старых русских мастеров, и представителей новых направлений в живописи.
Новый попечитель считал, что «следует первое время быть поспокойнее и поразборчивее. За Павлом Михайловичем была многолетняя репутация, почти авторитет и собственные средства… Мы же не имеем права увлекаться».
Действительно, будучи близко знаком с огромным числом художников, Третьяков охотно выслушивал их советы и замечания, но поступал всегда по-своему и решения свои не менял, равно как и не терпел постороннего вмешательства в свои дела. Со временем отменный вкус и строгость отбора принесли Третьякову заслуженный и неоспоримый авторитет и дали ему привилегии, которых не имел ни один другой коллекционер: право первым смотреть новые работы художников непосредственно в их мастерских.
Приход Павла Михайловича всегда был волнующим событием для художников, как маститых, так и начинающих, которые, затаив дыхание, ждали знаменитой третьяковской фразы, произнесенной тихим голосом:
- Прошу Вас картину считать за мной.
Это было практически официальное общественное признание художника и ценности его работы.
«Признаюсь Вам откровенно, - писал в 1877 году Репин Третьякову, - что если уж продавать, то только в Ваши руки, в Вашу галерею не жалко, ибо говорю без лести, я считаю за большую для себя честь видеть там свои вещи".
Третьяков никогда не покупал не торгуясь, но часто художники сами снижали первоначальную цену, чтобы посильно поддержать меценатскую деятельности коллекционера. Уже было подмечено, - например, Нестеровым и Бенуа - что «не появись в свое время П. М. Третьяков, не отдайся он всецело большой идее, не начни собирать воедино Русское Искусство, судьбы его были бы иные: быть может, мы не знали бы ни «Боярыни Морозовой», ни «Крестного хода...», ни всех тех больших и малых картин, кои сейчас украшают знаменитую Государственную Третьяковскую галерею... Без его помощи русская живопись никогда не вышла бы на открытый и свободный путь, так как Третьяков был единственный (или почти единственный), кто поддержал все, что было нового, свежего и дельного в русском художестве».
Третьяков покупал картины, даже если против выступали очень сильные и уважаемые авторитеты вроде Льва Толстого, который не понимал и не принимал религиозной живописи Васнецова. Павел Михайлович прекрасно понимал, что создаваемый им музей должен не столько соответствовать чьим-то личным вкусам и симпатиям, сколько отражать реальную картину развития отечественного искусства. А вкусы создателя галереи развивались и эволюционировали вместе с самим искусством.
Третьяков создавал в первую очередь картинную галерею, реже приобретая скульптуру и графику. Значительное пополнение этих разделов в Третьяковке произошло уже после смерти ее создателя. И до сих пор почти все, что было приобретено П. М. Третьяковым, составляет подлинный золотой фонд не только Третьяковской галереи, но и всего русского искусства.
В 1913 году попечителем галереи стал известный художник и историк искусства Игорь Грабарь, после чего решено было перестроить всю экспозицию по научному принципу, на уровне крупнейших европейских музеев. Только так, по мнению Грабаря, «могла раскрыться в строгой последовательности эволюция искусства, чтобы при этом посетитель с наименьшей затратой времени и энергии мог получить наиболее ясное представление о содержании данного музея…»
Если раньше новые поступления выставлялись отдельно и не смешивались с основным собранием П. М. Третьякова, то теперь развеска всех произведений подчинялась общему историко-хронологическому и монографическому принципу, соблюдаемому и поныне. Как соблюдается и принцип размещения картин каждого художника в одном зале. Кроме того, была создана постоянно действовавшая реставрационная мастерская.
Новый период в истории Третьяковской галереи начался после национализации галереи в 1918 года, превратившей ее из муниципальной собственности в государственную и закрепив за ней ее общенациональную значимость. Правда, на некоторое время попечителю Грабарю пришлось превратиться из научного руководителя в снабженца и сосредоточить внимание в основном на сохранности бесценного фонда.
Быстрый рост коллекции Третьяковской галереи уже в 1930-е годы породил вопрос о расширении ее помещений. Пристраивались, где это было возможно, новые залы, перестраивались и включались в комплекс галереи примыкавшие к ее территории жилые дома и иные постройки. Но число экспонатов все равно увеличивалось быстрее, чем предназначенные для них помещения. Запасники уже буквально ломились от полотен и статуй.
Начали разрабатываться проекты реконструкции Третьяковской галереи, включавшие в себя то проект сноса всех соседствующих с галереей зданий и расширение ее вплоть до набережной Обводного канала, то постройки нового здания на новом месте и переноса в него всей коллекции Третьяковской галереи ( этот проект был реализован в 1950-х годах на Крымском валу), но ликвидировать старое здание галереи никто не осмеливался – слишком мощным была аура этого места и имени Третьякова.
В результате бесконечных и очень острых дискуссий было принято решение о сохранении за Третьяковской галереей исторического помещения в Лаврушинском переулке. Но оно требовало уже капитального ремонта и в начале 1980-х годов началась его реконструкция и расширение. Прошло долгих пятнадцать лет, прежде чем реконструкция была полностью завершена и в апреле 1995 года Третьяковка окончательно открылась для посетителей.
За годы реконструкции сложилась новая концепция Третьяковской галереи как единого музея на двух территориях: в Лаврушинском переулке, где сосредоточиваются экспозиции и хранилища старого искусства, начиная с древнейших времен до начала 1910-х годов, и в здании на Крымском валу, экспозиционные площади, которого отданы искусству XX века.
В процессе перестройки здания галереи в Лаврушинском переулке новую жизнь обрели многие находящиеся в непосредственной близости к галерее историко-архитектурные памятники, включенные теперь в ее состав. Так, восстановленной после разорения 1930-х годов и отреставрированной церкви Святителя Николая в Толмачах (XVI-XIX вв.) был придан статус «домовой церкви» при музее; в старинных городских постройках XVIII и XIX веков по Лаврушинскому переулку расположились дополнительные музейные экспозиции русской графики и древнерусского искусства. Нынешнее собрание Третьяковской галереи насчитывает более 100 тысяч произведений
Если бы Третьяков мог видеть, каким стало его любимое детище, наверняка бы порадовался от всей души. Ведь представить себе сейчас Москву без Третьяковки просто невозможно. Имя собственное давно уже стало именем нарицательным.
Но возникает закономерный вопрос: почему современная эпоха не способствует появлению новых меценатов – собирателей и хранителей произведений искусства? Ведь меценатство в дореволюционной России было существенной, заметной стороной духовной жизни общества.
Во-первых, среди черт, определяющих своеобразие дореволюционной отечественной буржуазии, одной из главных и почти типичных была благотворительность в тех или иных формах и масштабах, чего сейчас практически не наблюдается.
Во-вторых, личностные качества известных нам меценатов «золотого века», спектр их ведущих интересов и духовных потребностей, общий уровень образованности и воспитанности, дают основание утверждать, что это были подлинные интеллигенты. А таковых сейчас в России найти практически невозможно, во всяком случае, среди богатых людей.
В-третьих, у старых меценатов и коллекционеров был глаз, и это, наверное, самое главное - эти люди имели собственное мнение и смелость отстаивать его. Только человек, который имеет собственное мнение, достоин называться меценатом, иначе это спонсор, который дает деньги и верит, что другие их правильно используют. Так что право быть меценатом надо заслужить, деньгами его не купишь. Дающий деньги - это еще не меценат.
Меценатами не рождаются, ими становятся. Как стал в свое время Павел Михайлович Третьяков и многие другие, о которых уже говорилось в этой серии очерков.
Посмотрим, появятся ли в новой России новые Третьяковы и Морозовы…