И вмиг она становится напряженной точно струна,
и перед ним садится ровно по спинке стула.
Он на нее исподлобья глядит, вымученный, сутулый.
Оба слышат, как в комнате звенит тишина.
Он был бы ласковым с ней, да, увы, слишком горд,
и потому на нервах ее играет симфонии Баха.
Она приноровилась, привыкла, и будто собака
вечно ждет его у закрытых ворот.
Она растворилась бы в нем, как в кофе лимонный сок,
но страшно вовсе сдвинуться с места –
он вылеплен из слишком жесткого теста;
она бы все для него, только вот был бы толк.
Запекшейся кровью лежат слова на ее губах,
и ни поглотить их, ни выплюнуть, немеют связки.
Она глаза на него поднимает с опаской,
Кажется, от взгляда ее он превращается в прах.
И страшно так – будто бы смерть,
будто выжжено все, выгорело дотла.
Она бы сбежала, да попросту не смогла,
обернувшись, сметенья его лицезреть.
И, доходя до угла,
она возвращается,
продолжая мертветь.