Когда спускаешься с вершин,
то долго снятся облака,
и синева парящих спин
хребтов, лежащих на боках,
и дымка дремлющих долин,
и белопенная река,
когда спускаешься с вершин,
то долго снятся облака.
И в сны врывается тоска,
за руку тянет вновь и вновь
в страну, где в спелых колосках
застыл сухой болиголов.
В стране, где в спелых колосках
застыл сухой болиголов,
к нам в сны врывается тоска,
за руку тянет вновь и вновь.
Когда спускаешься с вершин,
мир в серых красках, хоть заплачь:
не радует игристость вин
и снова конь несется вскачь.
В надежде клином выбить клин,
ныряем в скуку тихих дач,
когда спускаешься с вершин,
мир в серых красках, хоть заплачь.
Сорвавшись с ветки, лист сухой
в дрожащей дымке голубой
парит над нашей головой
ладьею царско-золотой.
Ладьею царско-золотой,
сорвавшись с ветки, лист сухой,
парит над нашей головой
в дрожащей дымке голубой.
И понимаем, что межа
легла недвижимой змеей
между «вчера», где Свет и Жар
и «завтра» в дымке золотой,
но видится во сне пожар,
гудит видений легкий рой
и понимаем, что межа
легла недвижимой змеей.
Безумный танец меж камней
цветов лиловых в зное гор,
татарник, - старый чародей -
плывет, туманя ум и взор.
Татарник, - старый чародей -
плывет, туманя ум и взор,
безумный танец меж камней
цветов лиловых в зное гор.