П.А. ВИСКОВАТОВ*:
119
В то время у Пяти углов
Одна гадалка обитала -
(Она когда-то предсказала
Смерть Пушкина) – мадам Кирхгоф.
И Лермонтов в приезд последний
Зашёл её послушать бредни.
Не сам, а друг его увлёк:
- А почему бы, в самом деле,
Не заскочить на огонёк?
Кирхгоф – мадам в годах и в теле,
Спросила их: «Что вы хотели?
И надо ли вам это знать?»
Её клиенты – это знать,
Все сливки общества, с деньгами,
С которых можно куш сорвать.
Поэт тогда почтенной даме
Сказал, что был бы очень рад,
Узнать, что карты говорят
Насчёт отставки? Царь отпустит?
Она ответила без грусти,
И будто глядя сквозь него:
«Отсрочка, больше ничего».
120
- Ну, а отставка? Разве нет?
Скажи же мне без проволочки,
Ведь было три уже отсрочки,
Каков же будет твой ответ?
Кирхгоф смотрела безучастно.
Сказала, что она не властна
Что-либо изменить в судьбе.
- Останусь ли я здесь, хотя бы?
- Что я могу сказать тебе?
Вся наша жизнь - одни этапы:
Разъезды, встречи и ухабы,
Надежды, ссоры, войн беда…
- Отставка будет? – Навсегда!
Звук выстрела… раскаты грома…
С небес холодная вода…
- Война? – Война вдали от дома…
Друзья ушли тогда, смеясь:
- Гадалка, тоже мне, нашлась!
Я тоже ткну, вот, пальцем в небо –
На старости, на корку хлеба
Смогу так заработать я.
Потеряно лишь время зря!
И.П. ЗАБЕЛЛА*:
121
Сказать, что с ним знаком был я,
Наверно, было бы не верно.
Мы жили рядом, по Шпалерной*
Водила маменька меня.
Арсеньева – её подруга,
Когда в трубе гудела вьюга,
Частенько навещала нас,
А матушка – её. Едва ли
Не каждый вечер в преферанс
Они любимый свой играли,
Делили радости, печали…
И я, примерно в десять лет,
Знал всё: что внук её – поэт,
Откуда слёзы все и горе,
И кто источник этих бед,
И слышал: «Он приедет вскоре,
Уйдёт в отставку, мы вдвоём
Тогда уж славно заживём!»
Она усердно хлопотала
За Мишеньку – всё было мало,
И вот, зимою, как-то раз
Она обрадовала нас:
122
- Приехал! Только что – вчера! –
Глаза её сияли счастьем,
Как будто беды и напасти
Ушли все разом со двора.
Приехал ненаглядный Миша!
А я о нём пока лишь слышал,
Про ссылки знал его, и вот,
Однажды маменька сказала,
Что вечером он к нам зайдёт!
Воображенье рисовало…
А впрочем, красок было мало!
Конечно, он прекрасен был!
Я весь ребяческий свой пыл
Вложил в мечты свои. Не скрою:
Мечтой я этой просто жил!
Как и положено герою,
Он был высок, хорош собой.
И он придёт сюда – домой
Благодарить нас за заботу
О бабушке! И вот, в субботу
Я отстоял обедню и
Хотел уже домой идти,
123
Но в плен соседкою был взят:
- Зайдите к нам на чашку кофе.
Я вскинул удивлённо брови –
Не ожидал, что пригласят.
Её племянница, конечно,
Мне нравилась, и я поспешно
Кивнул. А почему бы нет!
И вот, когда уже в столовой
Сидели мы, пришёл брюнет
В какой-то странной форме новой…
"Кто он такой? Видать, знакомый…"
Я толком сразу не пойму.
Хозяйка бросилась к нему,
Приветствуя: - Ну, наконец-то
Вы вспомнили о нас. К чему
Нам это близкое соседство?
Надеюсь, друг, вы не больны?
- Моей ни сколько нет вины,
Ведь это так всегда бывает:
Спешишь, а время ускользает,
И если хочешь поскорей,
То опоздаешь, хоть убей!
124
Я был как громом поражён,
И ошарашен, я не скрою,
Когда узнал: передо мною
Сидит на самом деле Он!
Так запросто вошёл он в двери!
Да я глазам своим не верил!
Меня как будто обожгло!
Я был убит и уничтожен –
Фантазий хрупкое стекло
Всё в прах рассыпалось, и всё же,
Ведь это Лермонтов! О, боже!
Слегка сутул и мешковат,
Угрястое лицо, а взгляд!
Такого прежде я не видел!
Он будто был на всех подряд,
На весь подлунный мир в обиде.
Весь разговор, конечно, вам
Я в точности не передам.
Острил он, видимо, с успехом –
Хозяйка заливалась смехом…
А речь сводилась к одному:
Здесь всё не нравилось ему.
125
Так Чацкий костерил Москву.
Кузины, дяденьки и тёти –
Визиты всем отдав, поймёте,
Что эту «светлую» главу
И вы бы сразу пролистнули.
На нас – детей и не взглянули.
Портреты видел я его –
По памяти писались. Сходства
В них ровным счётом – ничего.
Так грубо льстить – такое скотство!
Красоты если от уродства
Не можешь вовсе отличить,
Зачем творить тогда? Творить!
Что в этом слышится глаголе?
Да что об этом говорить!
Не в нашей всё исправить воле.
А может быть, таков закон?
Зачем всю правду знать, ведь он
(И вывод здесь предельно ясен)
В поэзии своей прекрасен!
Так падок глаз убогий наш
На чисто внешний антураж!
*****
«Огромная голова, широкий, но невысокий лоб, выдающиеся скулы,
лицо коротенькое, оканчивающееся узким подбородком, угрястое и желтоватое, нос вздёрнутый, фыркающий ноздрями, реденькие усики и
волосы на голове, коротко остриженные. Но зато глаза!.. я таких глаз никогда после не видал. То были скорее длинные щели, а не глаза, и щели, полные злости и ума».
И.П. Забелла («Из моих воспоминаний»)
126
И я признаюсь: струсил я.
Приблизиться к нему есть смелость!
Но мне ужасно захотелось
Вновь с ним увидеться. Друзья,
Не будет в том большой потери,
Когда мне вовсе не поверят.
Мне встреча эта дорога.
Мы с матушкой пришли в субботу
К Арсеньевой. Её слуга
Сказал, что барин за работу
Как сел с утра, так и заботу
О прочем вовсе и забыл.
И я немного приуныл.
Арсеньева была в печали:
- Опять война! Какой там тыл!
Отставки, видишь ли, не дали,
И хлопоты все были зря.
Они не слушают меня.
Такая, знаете ли, мука!
Увижу ли я снова внука?
Будь эта проклята война!
И тут расплакалась она.
127
В одиннадцать он вышел вдруг,
И был задумчив и печален.
Он был другим тогда – в начале.
На нём расстёгнутый сюртук
Без эполет. – А вот и Миша!
Ванюша, подойди же ближе!
Любимец мой. Прошу любить.
Он сразу протянул мне руку:
- Я где-то видел вас. Забыть
Не мог я вас, скажу, как другу…
- А у Запольской! Ей в заслугу…
- Да –да, я вспомнил – у неё!
- Он каждый день бубнил своё:
«Когда я вновь его увижу».
Смущенье уловив моё,
Он лишь сказал: «Куда уж ближе!»
И улыбнулся. В этот раз
Он был другим. А на Кавказ
Уехал он, я помню, вскоре*.
Потом – известие… и горе…
А я, вот, помню до сих пор
Пустой, по сути, разговор.
ПРИМЕЧАНИЯ:
*Висковатов Павел Александрович (1842 – 1905) – биограф Лермонтова. Запись со слов Веневитиновой Аполлинарии Михайловны (1818 – 1884) – жены А.В. Веневитинова.
*Забелла Иван Петрович (род. 1828 г.) – 13-и летним учеником 5-го класса встречался два раза с Лермонтовым. Его записки дают ценный материал как для характеристики самого Лермонтова, так и отношения к нему со стороны современников.
*Шпалерная – улица, на которой жила бабушка поэта Арсеньева Е.А.
*Лермонтов выехал из Петербурга 14 -15 апреля 1841 г.
ПРОДОЛЖЕНИЕ:http://www.stihi.ru/2015/01/08/4519