Я ждала тебя, и у меня было приготовлено мороженое. Такое большое и нежное, как моё чувство. Но ты не пришёл, ты сказал, что Новый год — это тот праздник, который обязательно нужно отметить с друзьями. «Ну, конечно, — ответила я, — впереди ещё столько времени, когда-нибудь мы обязательно увидимся». Внутренний голос подсказывал, что, если мы не встретимся в январе, мы вряд ли вообще встретимся, разве только случайно.
Наступили будни. Ты был занят, но по вечерам иногда всё же звонил мне. Я слышала твой голос, и мне казалось, что я сейчас дотронусь до тебя. Неожиданно ты почему-то совсем забыл о моём существовании. Я ломала голову над тем, что ты делаешь, не уехал ли, не заболел ли, наконец. Но ты не уехал. И не заболел. Прождав полмесяца, я всё-таки решилась тебе позвонить. Тебя, конечно, не было дома, а трубку сняла твоя двоюродная сестра. Она только сказала, что ты скоро придёшь, но для меня это было уже неважно. Я всё поняла в один миг, в тот самый миг, когда услышала «алло» на другом конце провода.
И я вдруг почувствовала себя старой тряпичной куклой, которую забросили на чердак. Кукла совсем уже поблекла, её нитяные косички растрепались, а левая рука почти оторвалась. Выбросить куклу было всё-таки жалко: когда-то она была самой любимой игрушкой и сидела на видном месте, рядом с проигрывателем. А теперь кукла лежала в пыльном углу...
Наступила зима. Стало холодно. И кукла перебралась к груде тряпья. В круглое окошко чердака заглядывали лучи солнца, а ночью – лунный свет. По вечерам кукла читала книги, которые она нашла здесь же. Это были старинные романы — в истлевших обложках, с изъеденными корешками. Засыпая, кукла представляла себя героиней какого-нибудь романа: она ходила в красивых платьях в чудесном дворце и получала цветы в огромных корзинах. И обязательно тайком ото всех бегала на свидания в увитую плющом беседку.
Кукла мечтала вернуться в дом, на своё старое место около проигрывателя, она ждала, что за ней придут и станут играть, как раньше.
Однажды на чердак действительно кто-то поднялся по скрипучей лестнице. Он долго ходил, словно что-то искал. Кукла подумала, что это пришли за ней. Она так обрадовалась, что чуть не закричала. Но он искал вовсе не куклу. На неё он даже не обратил внимания. Когда дверь заперли на ключ, а шаги на лестнице стихли, кукла вдруг поняла, что она никому не нужна: никто не придёт за ней, не стряхнёт с неё пыль, не нарисует красным фломастером рот, не заплетёт нитяные косички, не пришьёт оторванную руку. И кукла горько заплакала.
Вот так же и я горько заплакала. Слёзы текли по моим щекам и капали мне на грудь. Я вышла на улицу. Был мороз. Мои слёзы замёрзли. Внезапно я почувствовала, что и сердце моё замёрзло. Оно стало холодным-прехолодным. Как то мороженое.