Черная птица кружила в молочном тумане, ветер холодный взрезая широким крылом.
Месяц взошел – беззащитный, изящный - и ранний вечер сковал одинокий заброшенный дом; дом, где когда-то играли легко и на память светлые песни нездешних и дивных краёв, где расцветала игристая, яркая радость, лился поток чудных звуков и искренних слов. А на поляне у старого этого дома ночь напролет танцевали созвездия фей - в платьях искрящихся, в танце почти невесомом, сотней мерцающих, гаснущих, ярких огней. Хохот и песни не раз незаметно подслушивал с тихой тоской и слезами на бледных глазах призрак ребенка – малышки, невинно задушенной, тайно закопанной в землю и лиственный прах. Был там другой – но высокий, холодный и гордый – то ли король, то ли князь (кто его разберет); и от него, обезумев, бежали животные, прочь разбегался волшебный подлунный народ. Были иные: пустые колодцы-глазницы, маски жестоких и грубо обрубленных морд, пальцы – кривые и тонкие белые спицы и ненасытный раззявленный голодом рот. Лес вокруг дома был темным. И темных немало душ заплутавших манило к уютным огням…
Дом опустел. Никого, никого не осталось – только у леса ряд полузакопанных ям.
Окна темны, на поляне под полной луною век не плясать шумным стайкам смеющихся дев.
И, у дороги знакомой на миг замерев, странник обходит заброшенный дом стороною.