Мы играли с тобой в одиночества
по неписаным правилам творчества:
я тебе приносил розы-почести,
а прибой исполнял бравый марш,
и, казалось, мы выпили дочиста
свой придуманный летний мираж.
Но почудился вновь шорох платья
в унисон с оскудевшей кроватью –
видно, сон.
Только снова некстати
он встревожил заброшенный пульс…
Может, бред?
Но чего это ради
возросла синусоида чувств?
Ты – бесплотность, я – призрак без имени,
друг для друга мы стали незримыми,
только лето в соавторстве с ливнями,
как судья, огласило вердикт,
что мираж, соблазнённый Афинами,
выбрал новый себе материк.
Подхожу я к знакомому дому:
не узнать – он в заснеженной дрёме,
и калитка плодит палиндромы,
и забита шалёвками дверь…
Врал тебе, оставляя другому,
и не вру, сожалея теперь.