Всегда сидели у окна,
и пятна влажной акварели
горели призрачно и к нам
стекали блёкло; и смирели
деревьев скучные стада
на выпасе. Не высыпаясь,
пастух свирель сверял тогда
с огнём — и знал: всё суета есть.
Всё то же, то же; только там,
где было стадо — стали ветви;
где было небо ровных рам —
кривые новых геометрий.
Пастух все звуки соберёт
и свяжет гаммами банально,
но тщетно: музыка высот
уже на вдохе атональна.
Её вдохнёшь — и вот теперь
уже ни здесь, — ни параллельно.
Вчера был снег, но от-тепель
всё смыла — смыла акварельно.
Что вспоминать? — тональность гамм?
Не вслушивались, не вникали.
А этот холод по ногам —
свирели выдох, сквозняка ли?
Дай мне немного тишины
и я опомнюсь, и покаюсь,
но, не найдя своей вины,
пойму и сам: всё суета есть.
И вдох, и выдох, и окна
горизонтали-вертикали;
и пятна блёклые, что к нам
необъяснённые стекали.