Зима. Предновогодний Пейзаж

Евлампий Совин
Зима. Деревья, все озябшие, нагие,
С печалью созерцают облака.
Сквозь земли белоснежные, пустые
Течёт почти замёрзшая река.

Вороний крик протяжный, приглушённый
Эхом разливается, как сон.
И небосвод, нависший, удручённый,
Раздумьями своими поглощён.

Как на полотнах Брейгеля, как в рае,
Накрылись снегом хлебные поля.
За ними же, в покошенном сарае
Творится жесточайшая eбля.

Девчонку трахает, как будто пулемётом,
Семидесятилетний злой алкаш.
Девчонка та, залитая вся пoтом,
Боль терпит молча, ангелочек наш;

Ведь той девчушке, доселе невинной,
Исполнилось вчера лишь восемь лет.
А хрен, её насилующий, противный –
Её законный (по мамаше) дед.

Под Новый Год напился, вот зараза,
И внучку заманил потом в сарай.
В п*зду вогнал свой член огромный сразу —
А тут уж хоть лягайся, хоть рыдай,

Старпёру-то поддатому всё пох*й
На детские постылые права.
Девчонке уж невыносимо плохо,
И кровоточит рваная плева.

Дедулин нездоров отросток тоже:
Пульсирует, гноится и болит.
Вот вынул он его, и бьёт по роже
Девчонку, пока член ещё стоит.

И вот, от наслаждения немея,
Он кончил ей струёю прямо в рот.
Но ведь дедулю мучит гонорея,
И вместо спермы гной из члена бьёт.

Настёна (девочку так звали) подавилась,
Завязла в старикашечьем гною,
Вся им замаралась, извозилась,
И ртом своим приклеилась к xyю.

Дедок (зовут Маркел), чтоб не спалили,
От хера начал Настю отдирать.
Но голыми руками не по силе —
Тут надо бы прибор какой сыскать.

Сарай весь обыскал дедуля чутко,
Но лишь один ему попался инструмент –
Большая жестяная мясорубка
От фабрики ЗАО "Эксперимент".

В воронку он впихнул косу Настёны,
А сам нажал со скрипом на рычаг.
Заскрежетали в мясорубке шестерёны,
И Настю в жестяной уж тянет мрак.

Она визжит и голос надрывает,
Но деда не разжалобят слова.
Вот уж Настёне волосёнки изрубает,
За ними лезет в дырку голова...

Был детский череп быстро разворочен –
Лишь глазоньки на краешке висят.
Но гной на удивление был прочен:
Маркелу х*й никак не вытащить назад.

А мясорубка всё жужжит неумолимо,
И лезвия вращаются, как смерть,
Как смерть, что для него необратима:
Кровавая, мясная круговерть.

Сперва перемололо всю головку,
Ошмёток кинув в бледное лицо.
Затем всосало стопы, ноги, копчик...
Вокруг лишь разлеталось говнецо.

Не меньше часа там пыхтел приборчик,
Перерабатывая свежий материал...
И вот, смолов последний их кусочек,
Он отключился и работать перестал...

   ......

На следующее утро, в непогоду,
В сарай мамаша забегает шагом марш,
И, благодарности воздав Новому Году,
На кухню забирает свежий фарш...


                Евлампий