Без двадцати туман. Вечер. В тарелке дым.
Сумерки над столом прячут простую схему -
можно не лить вино, можно болеть другим,
до тошноты приняв ясную теорему.
Не растворить себя, прошлое выдаёт
шероховатый след на голубом асфальте.
Нам обжигать горшки, переползать широт
мелкое декольте на подневечном платье.
Высказав скорость губ, выручить алфавит,
высушить наугад мокнущее запястье.
Где-то некстати так, наперерез лежит
сбивчивый человек, переходивший счастье.