1
Он понял, что за ним следят, не без труда.
Но это не была озерная вода,
которая в кустах красавки в этот час
мерцала в темноте, как изюбриный глаз.
И даже не луна – к ней он давно привык,
седой, матерый волк, хромающий старик.
Он мог бы в этом миг сравнить ее лицо
с зародышами двух сиамских близнецов,
которых формалин прозрачный обволок,
когда бы не спешил к себе, в кленовый лог,
чей вылинявший склон с запекшейся листвой,
во мраке отливал стальною синевой.
Там у него была заветная нора
(еще позавчера он понял, что пора).
Туда тянули нить кровавые следы.
Он должен был успеть до утренней звезды.
2
Он посмотрел в окно: светало, но фонарь
пока еще горел, и был он как янтарь.
Светало, но фонарь пока еще горел.
Стоящий рядом кедр был вылитый мегрел.
«Вот бурка, вот башлык, вот посох, вот кинжал».
- Семеныч, ты не спишь? – сосед ему сказал. –
А мне вот не спалось. Опять считал слонов.
- И сколько насчитал? – Да столь, что будь здоров!
- Не буду. – Не журись, Семеныч, все путём!
Как доктор обещал, сегодня не помрем.
Сегодня по смертям у них, похоже, план.
Две бабы в эту ночь и маленький пацан.
Я выходил поссать и слышал: ДТП.
Мать за рулем была, фамилия на пэ,
попутчицу взяла, ну и давай болтать!
Мальчонке сорок дён. - Вновь скрипнула кровать.
3
Фонарь еще горел, когда вошла сестра.
Как ангел, но без крыл. Сказала, что пора.
Он поглядел в окно: качнулся косогор.
Потом качнулась дверь, тянулся коридор,
и сотни белых ватт давили, будто пресс,
когда в кромешной тьме незримо он воскрес.
Воскрес и ощутил дыханье на щеке.
И сразу тонкий луч зажегся вдалеке.
Луч плавил темноту со всех ее сторон,
покуда не скатал в обугленный рулон.
И словно ураган, ворвался яркий свет,
раскручивая смерч галактик, звезд, планет.
И тут его объял почти животный страх,
поскольку он держал младенца на руках.
Откуда? Почему? Сбивали с ног хвосты
комет, и свет, как снег, летел из темноты.
4
Был белым-белым снег – до краешка воды
озерной, до леска, до утренней звезды.
Как будто, с высоты спустившись, Гавриил
больничную постель, вздохнув, перестелил.
Был белым-белым снег – до краешка небес,
казался потому висящим в небе лес.
Как некая ладья, которую Творец
еще не знал куда поставить наконец.
Он сам еще не знал, что будет в чаще сей,
он в замыслах еще плутал, как Моисей.
Какие птицы там, и гады, и зверье?
Какая там тропа, кто выйдет на нее?
Куда она его однажды приведет?
Какой там будет град, кто встанет у ворот?
И кто проложит их, глубокие следы,
по снежной целине до утренней звезды?