хоронясь от всякой смуты,
у дубравы на груди
затаился тихий хутор –
шёл куда-то? так иди,
не гляди сквозь жерди тына,
коли вправду башковит,
как распяленной овчиной
тьма над крышами трещит,
как под уханье и скрежет
расходившихся ворот
вечерами волки режут
подневольный мелкий скот,
как, в руках сжимая плети
в семь верёвочных хвостов,
бродят, сна не зная, дети
всевозможных возрастов:
кто седой и бородатый,
кто росточком в два вершка –
чередой обходят хаты
и живут нашармака,
становясь с годами злее
от бездельной колотни –
потому что не взрослеет
всяк, не знающий родни,
человеческого слова
не сказавший никогда –
чей отец за крысоловом
увязался в день суда.