Жили скудно, а потом, когда кончилось здоровье, перед Господа лицом не вели уже и бровью. Хлопотали за других, ни полушки не нажили, как угодников благих мы их в землю уложили. И пошли своим путём - тароватым, кривоватым, знай, работая локтём, нагловато и с прихватом. Забывая дорогих, если сами не просили, вспоминая о других, когда в голос голосили. Высох пруд и вырос лес, навезли шмотья из Рима, но с невидимых небес нас пасли они незримо, и в наставшей тишине - может, возраст тут виною - ощутимо стало мне их дыханье надо мною...