В горах высоких он родился,
В пещере одиноко жил.
Себя величеством мессии
Верзила мрачный возомнил.
А росту был шестиметровым,
Ручищи – как маховики.
Взирал одним зрачком лиловым,
Дурною силищей разил.
И каждый день в полночный час
К себе в жилище на обед
Циклоп тащил людей запас,
Чтоб накрутить мясных котлет.
В деревне рядом с той горой
Жил пастушок. Он пас овец.
Однажды позднею порой
Уснул на поле молодец.
Проснулся от того, что кто-то
Схватил и запихал в мешок.
И понял парень, что жестоко
Пойдёт Циклопу внутрь кишок.
Когда зловонный лиходей
Принёс его в свою пещеру,
Увидел овцевод людей,
Что потеряли к жизни веру.
Здесь был гончар, каменотёс,
Цирюльник тоже тут попался,
И к ним четвёртым на утёс
Чабан в компанию втесался.
Но вот настал их смертный миг,
Циклоп закрыл скалой проход
И, умывая страшный лик,
Готовился сожрать народ.
Но вдруг кольнуло роговицу,
И глаз безбожно зачесался,
Затёр его рябой ручищей,
По всей пещере заметался.
Заплакал великан ужасный
Да перед жертвами свалился.
Катался по полу несчастный,
Чтоб вылечили глаз, взмолился.
И первым был каменотёс,
Он камень вытащил с глазницы.
Вторым цирюльник приступил,
Заштопал толстые ресницы.
Гончар соорудил сосуд,
В котором травы настояли.
Пастух укутал шкурой глаз,
И больше не было печали.
Прошла недюжинная боль,
Осталось око монстра зрячим.
Всех отпустил Циклоп домой,
А с пастушком дружить он начал.
И каждый вечер паренёк
Ходил к нему на перевязки,
Лечил громилу и берёг,
Рассказывал ночные сказки.
Признался лютый людоед,
Что в одиночестве стал – зверь.
Теперь за весь свой долгий век
Не будет есть людей он впредь.
Чабан был краток в изречении,
Но чтобы закрепить урок,
Он отложил пока лечение
И объяснил тому, как мог.
Лучистым днём и тёмной ночью
Всегда есть повод для веселья.
А чтоб увидеть всё воочию,
С живыми чЕрпай вдохновенья.
И измени судьбу злосчастную,
Да наберись ко всем терпения.
Забудь про жизнь дикообразную,
Тогда друзья дадут спасение.