По приволью, по свободе, по фронтонам и картушам,
разгуляй-гулёна ветер, в три касания к земле,
языком слизал проворно распластавшуюся лужу,
приземляясь у церквухи на архангельском крыле.
Полежав там с полминуты, отряхнулся и понёсся
с бесшабашной головою мимо старого Кремля,
расплетая у девчонок, в ленты схваченные, косы,
задирая кверху юбки, напевая — Ой-ля-ля!
Ой-ля-ля, какая песня! - завизжала вслед брусчатка,
провода у старой почты загудели в унисон.
Только ветер дальше-больше наводил свои порядки,
не скорбя о тех в Атланте, кто случайно унесён.
Так ни в чём не виноватый и не мятый, и не клятый,
вдруг почувствовал впервые как смертельно он устал.
И, обмякнув, сполз к перилам, словно сахарная вата,
и уткнулся в правый угол инженерного моста.