Не желаю я быть ни царём, ни царицей,
ни тем более гончей из царской стаи.
Страшен мне и погибельный бег лисицы,
что ценой своей шкуры детей спасает.
Та распятая шкура огнём алеет,
прижимаясь к царевниной белой шейке.
Что вздыхаешь, красавица, тяжелее,
чем вдова в залатанной кацавейке?
Терем или тюрьма — всюду звон железный.
Несмеяна плачет, обнявшись с прялкой.
А от прялки исходит покой древесный
и блазнит наущением — стать русалкой,
берегиней в заветном бору сосновом,
вольным духом в священном союзе равных...
Всё для царской охоты давно готово.
Свора гончих уже предвкушает травлю.