Старец Паисий Святогорец. Духовное пробуждение-8

Галина Николаевна Николаева
        ЗЕМНОЙ ЦАРЬ ЕВРЕЕВ.

        — Знамением того, что приближается исполнение пророчеств, будет разрушение мечети Омара в Иерусалиме. Ее разрушат, чтобы восстановить храм Соломона, который, как говорят, находился на ее месте. В восстановленном храме сионисты в конце концов провозгласят антихриста Мессией. Я слышал, что евреи уже готовятся к возведению храма Соломона.
        — Геронда, почему же евреи, читая Ветхий Завет, не веруют во Христа?
        — Что же ты не пойдешь и не скажешь им этого? Евреи искони имели фанатизм. Понимать-то они понимают, но их ослепляет эгоизм Будь они чуть более внимательны, никто из них не остался бы иудеем.
        — А как они истолковывали прочитанное?
        — Как они его истолковывали и как толкуют? Духовные смыслы они превращают в вещественные. [Пойди], например, посмотри, как они истолковали слова пророка Исаии «процветет пустыня Иорданова» [Ис.35:1]. Для того, чтобы показать, что пустыня «процвела,» они повернули какую-то реку, сделали террасы, сады, насадили бананов, лимонов, апельсинов, все озеленили, так что теперь говорят: «Процвела пустыня!» И все они изъясняют подобным образом. Между тем эти слова пророка относятся к возрождению мира через Святое Крещение — «баню пакибытия».

        — Сейчас они ждут земного царя?
        — Да, антихриста. Раввины знают, что Мессия пришел и Его распяли. Я узнал от одного человека, что, когда еврей лежит при смерти, к нему идет раввин и говорит на ухо: «Мессия пришел». Видишь, их обличает совесть, они чувству ют свою вину, но не смиряются.
        — А какая польза от того, что эти слова говорятся умирающему?
        — Никакой. Они говорят это просто потому, что их искушает совесть. Думают, раз эти слова сказаны, то все в порядке.
        — А другие этих слов не слышат?
        — Нет, это на ухо говорится. И еврейская молодежь восстала против раввинов. «Мессия, — говорят они, — пришел, какого мессию ищете вы?» В Америке одна группа молодежи, изучающая Священное Писание с точки зрения истории, издает журнал, в котором написано: «Мессия пришел. Тому, кто не верит в то, что пришел Мессия, мы безплатно вышлем настоящий журнал, чтобы он уверовал. Если же он уверует, то пусть подпишется на журнал, чтобы мы посылали его другим и они тоже становились верующими».

        — Они евреи?
        — Да, евреи.
        — И стали христианами?
        — Э, сейчас хотя бы то, что они уверовали, уже что-то значит.
        — А могут ли раввины быть тайными христианами?
        — Раввин и тайный христианин? Останется ли человек в раввинах, став христианином? Тогда что же, он будет учить евреев тому, что Мессия еще не приходил, а, когда они будут умирать, станет говорить им о том, что Он пришел?

        ПЕЧАТЬ 666.

        — Геронда, как скоро произойдут все эти события?
        — Они задерживаются ради тебя и ради меня для того, чтобы мы приобрели доброе духовное устроение. Бог терпит нас, потому что, случись все это сейчас, мы с тобой пропали. В учении Христа нигде не упоминается конкретное время [Мф.24:36.Мк.13:32.Деян.1:7.1Фес.5,1], однако Священное Писание говорит, что приход этих событий будет предвозвещен знамениями времен [Мф.24:29 и далее.Мк. 13:24 и далее.Лк.21:25 и далее]. Будем постоянно готовыми, а когда это время приблизится, — увидим. Тогда мы будем более уверены. Святой Андрей Кесарийский говорит: «Трезвящимся это откроет время и опыт» [Св. Андрей Кесарийский. Толкование на Апокалипсис. Глава 38.PG 06,340С].
        Мне в руки попала одна книга, на обложке которой было три большие шестерки. Вот ведь безстыдники! Они делают это для того, чтобы представить цифру шесть красивой и приучить к ней людей. Так потихоньку придет и печать.

        — Геронда, и кнопки-застежки для одежды продают на таких картонках, где стоит число 666.
        — Да, чтоб тебя, диаволе! На кредитных картах три шестерки уже давно поставили, а теперь еще и на застежках! Многие ставят «666» как фирменный знак, чтобы предпочитали их товары. Один поддерживает другого. То есть «666» [это как пароль, оно] принимает «666». Написано, что, когда распространится эмблема со змеей, пожирающей собственный хвост, это будет значить, что евреи поработили весь мир. Сейчас этот знак поставили на некоторые денежные купюры. Число 666 распространяется уже и в Китае, и в Индии.
        — Геронда, а откуда они знают это число, чтобы ставить его на вещи?
        — Евангелист Иоанн знал, что сделает диавол, подобно тому как и пророки предвозвестили, что Христа продадут за «тридесятъ сребреник» [Зах.11:1-13], что Его напоят уксусом [Пс.68:22], что разделят Его ризы [Пс.21:19].

        Две тысячи лет назад в Апокалипсисе было написано, что люди будут запечатлены числом 666. «Иже имать ум, да почтет число зверино: число бо человеческо есть, и число его шестьсот шестьдесят шесть» [Апок.13:18]. 666 является для евреев символом экономики. Как говорит Священное Писание, евреи обложили покоренные ими в разных войнах народы конкретным налогом. Годичный налог был равен 666 талантам золота [3Цар.10:14 и 2Парал.9:13.].
        Сейчас для того, чтобы покорить весь мир, они опять вводят свое старое налоговое число, которое связано с их славным прошлым. Поэтому они и не хотят заменить это число другим. То есть 666 есть символ мамоны [Мамона — богатство, прибыль, житейские блага] . Его взяли с мер золота. Того, о чем говорит святой Иоанн Богослов, они не знали, но мамона при этом остается мамоной. «Не можете Богу работати и маммоне» [Мф.6,24].

        Все идет своим чередом. В Америке запечатлели собак. Через передатчик они излучают радиоволны, и их находят, знают, где находится каждая собака. Бездомных собак, не имеющих метки, убивают лазерными лучами. А потом начнут убивать и людей. Запечатлели целые тонны рыбы и со спутника наблюдают, в каком она находится море. А сейчас появилась еще одна болезнь, против которой уже нашли вакцину. Она будет обязательной, и, когда человеку будут делать прививку, ему будет ставиться и печать. Сколько уже людей в Америке запечатлены лазерными лучами: одни на лоб, другие на руку. А впоследствии тот, кто не будет запечатлен числом 666, не сможет ни продавать, ни покупать, ни брать заем, ни устраиваться на работу.
        Помысл говорит мне, что этой системой антихрист хочет подчинить себе весь мир. Люди — будь они красными, черными или белыми — находясь вне этой системы, не смогут работать, станут социальными изгоями. Таким образом [антихрист] будет навязан с помощью системы, контролирующей всемирную экономику, и только те, кто примет печать — начертание с числом 666, смогут вступать в торговые отношения.

        Как, однако же, пострадают люди, принявшие печать! Один специалист рассказывал мне, что лазерные лучи очень вредны для человека. Люди, принявшие печать, будут «впитывать» в себя солнечные лучи и получат такой вред, что от боли станут кусать языки [Апок.16:10]. Тем, кто не примет печати, будет лучше других, потому что им поможет Христос. А это не пустяшное дело...
        — Когда Он им поможет, Геронда. После?
        — Нет, именно тогда.
        — Геронда, но как же им будет лучше других, раз они не смогут ни продавать, ни покупать?
        —Увидишь. Бог знает, как. И я тоже знаю. Такие-то дела... Этот вопрос меня весьма занимал, и Бог прислал мне... телеграфное сообщение. Как же заботится о нас Бог! О!

        — Почему, Геронда, печать называется и «начертанием" [от глагола чертить, вырезать, высекать]?
        — Потому что она не будет поверхностной. «Начертать» — это что значит? Провести глубокие прямые линии, не так ли? Печать будет начертанием, которое сперва поставят на все товары, а потом людей принудят к тому, чтобы ее ставили им на лоб или на руку. Два года назад я рассказал о печати одному врачу из Торонто, а сейчас он сообщил мне, что прочитал в газете, как вместо кредитной карты уже требуют отпечаток руки. Они идут вперед, но нельзя сказать, что произойдет то или другое.
        У некоторых телевизоров, привезенных в Грецию в недавнее время, есть особое устройство, следящее за теми, кто смотрит телевизор. Скоро имеющие телевизор будут его смотреть, а другие в это же время будут смотреть на них самих! Люди будут и наблюдать, и подвергаться наблюдению. Вся их жизнь, все, что они говорят, что делают — все будет контролироваться с помощью компьютера. Видишь, какую диктатуру задумал диавол?

        В Брюсселе над [центральным] компьютером построен целый дворец с тремя шестерками. Этот компьютер может контролировать миллиарды людей. Шесть миллиардов — это почти весь мир. Исповедь через нажатие кнопки! Некоторые европейцы выразили протест, потому что они боятся всемирной диктатуры. А мы, православные, противодействуем этому потому, что не хотим антихриста и диктатуры, конечно, тоже не хотим. Нас ждут [серьезные] события, но долго они не продержатся. Как Православие якобы «исчезло» при коммунизме, так оно «исчезнет» и сейчас.

        НОВЫЕ УДОСТОВЕРЕНИЯ ЛИЧНОСТИ.

        — Геронда, один человек сказал: «А как же банкнота в пять тысяч драхм? Она имеет на себе три шестерки, и мы ей пользуемся? То же самое будет и на удостоверении личности»...
        — Пять тысяч драхм — это денежная купюра. На английском фунте тоже нарисована королева Виктория, о, меня это не безпокоит. «Кесарю кесарево». Однако [другое дело], когда речь идет об удостоверении личности. Это не деньги, а нечто личное. У слова «тавтотита» буквальный смысл, то есть человек отождествляется с тем, что он декларирует. Они, значит, подсовывают диавола, а я расписываюсь в том, что его принимаю? Да как же я пойду на это?
        [В Греции существует два вида документов, удостоверяющих личность граждан: для пользования внутри страны — карточка-удостоверение и для поездок за границу — паспорт. Греческое название карточки-удостоверения личности:— тождество (тж. мат.), тождественность, идентичность, совпадение 2) паспорт, удостоверение личности 3) личность» (И. П. Хориков, М. Г. Малев. Новогреческо-русский словарь. М., 1980. С. 743). Запланированное Шенгенским соглашением введение новых удостоверений личности, имеющих на себе штриховой код, в основу которого положено число зверя, вызвало бурю протестов со стороны Элладской Церкви, Святой Горы Афон, подавляющего большинства греческих граждан.]

        — Геронда, а какая связь между новым удостоверением и печатью?
        — Новое удостоверение — это не печать. Это введение печати.
        — Люди, Геронда, спрашивают, что им делать в связи с навязыванием новых удостоверений.
        — Если спрашивают, то вы лучше рекомендуйте им советоваться со своими духовниками и проявлять терпение, чтобы увидеть, как поведет себя Церковь , потому что многие задают вопросы, но немногие понимают ответы.(Принятые уже после кончины Старца Паисия решения Священного Синода Элладской Церкви говорят о неприемлемости для православных христиан документов с числом антихриста. При обсуждении проблемы мнение блаженнопочившего Старца явилось для иерархии, клириков и мирян Элладской Церкви одним из решающих).

        В брошюре «Знамения времен» [В 1987 г. блаженный Старец Паисий выпустил брошюру «Знамения времен — 666,» посвященную данной теме] я пишу обо всем предельно ясно. Каждый же пусть поступает согласно своей совести. Конечно, есть и такие, которые говорят «А, это мнение одного монаха. Это не позиция Церкви».
        Однако мнение, которое я выразил, не было моим собственным. Я всего лишь изложил слова Христа, слова Евангелия, поскольку собственное мнение мы должны покорять воле Божией, которая выражена в Евангелии. А другие говорят противоположное моим словам [и, прикрываясь моим мнением], утверждают, что это сказал отец Паисий. А третьи, слушая это, не берут в расчет того, что эти вопросы чрезвычайно серьезны, не спрашивают, говорил ли я такое в действительности, но принимают это на веру.

        Я не боюсь, говорю без стеснения. Приходят какие-то люди ко мне в каливу, бросают в ящик шестерки. Это еще ладно, куда ни шло. Но однажды бросили одну картонку за калиткой. Я думал, что кто-то приходил, не застал меня дома и написал для других «Его нет». Потом читаю и вижу такое! Такое скверное ругательство, что и мирскому человеку не услышать! Наступит, наступит чистка для всей этой грязи, но мы пройдем через грозу. Люди уже поднялись на борьбу. Надо со многою молитвою подниматься и нам.
        Одни переживают за проблему с удостоверениями личности, а другие используют это и создают трудности. Церковь должна занять правильную позицию, она должна говорить, объяснять верующим, чтобы те поняли, что принятие ими нового удостоверения будет падением. И одновременно Церковь должна добиваться от государства того, чтобы новое удостоверение личности, по крайней мере, не было обязательным.
 
        Если позиция, занятая Церковью, будет серьезной, если к свободе верующих будет проявлено уважение и кто захочет — возьмет новое удостоверение, кто не захочет — останется со старым, то лишь немногие люди твердых убеждений не примут трех шестерок. Их ждут испытания, потому что остальные пойдут против них. Большинство людей примет удостоверение с числом зверя. Те, кто захочет спокойствия и комфорта, примут новые удостоверения, а несчастные, благоговейные люди останутся со старыми документами, и поэтому их будут мучить.
        Сейчас и обещание министра о том, что 666 не будет стоять на удостоверениях ни явно, ни скрыто, тоже что-то значит. Проявим терпение, время покажет. Их слова о том, что трех шестерок не будет, это уже кое-что. Они начали отказываться сами. Посмотрим, что же поставят на удостоверения в конечном итоге. А до того времени, как станут распространяться новые удостоверения, может разразиться и гнев Божий.
   
        И потом, ведь не в двадцать четыре часа все получат новые удостоверения. Появятся первые карточки, они будут рассмотрены, и если министр окажется лжецом, то борьба будет праведной. А если мы сейчас продолжим протесты, то те, кто всем этим заправляет, скажут: «Вот, смотрите, православные устраивают смуту. Еще и вопрос не встал, а они горланят и протестуют». Хороший сторожевой пес лает, когда приходит вор. Когда вор убегает, он прекращает лаять. Если же пес лает безпрерывно, то хорошим сторожем его не назовешь.
        — А еще, Геронда, было сказано, что раз у нас веротерпимость, то в новых удостоверениях не будет указано вероисповедание [В Греции в удостоверении личности графа «вероисповедание» до последнего времени являлась обязательной].
        —Да, их это не интересует, однако это интересует меня, потому что это удостоверение моей личности. Там написано, откуда я и что я за человек. Если будет отсутствовать вероисповедание, то возникнут проблемы. Например, кто-то придет в брачную контору. Если в его удостоверении написано «православный,» не имеет значения, какой пробы, то все в порядке. Если же вероисповедание не указано, то как ему дадут разрешение на брак? Церкви от этого будет путаница. Но если вероисповедание станут вписывать по желанию, то это будет и как исповедание веры. Европа — это Европа. У нас другой расклад.

        КОВАРНЫЙ СПОСОБ ВВЕДЕНИЯ ПЕЧАТИ.

        Помаленьку, после введения карточек и удостоверений личности, то есть составления персональных досье, они лукавым образом приступят к нанесению печати. С помощью разнообразных ухищрений людей станут принуждать принимать печать на лоб или руку. Они устроят людям затруднения и скажут: «Пользуйтесь только кредитными картами, деньги упразднятся». Для того, чтобы что-то купить, человек будет давать карту продавцу в магазине, а хозяин магазина будет получать деньги с его счета в банке.
        Тот, у кого не будет карточки, не сможет ни продавать, ни покупать. А, с другой стороны, они начнут рекламировать «совершенную систему»: незаметное для глаз начертание числа 666 на лбу и руке. Одновременно по телевидению станут показывать, как кто-то взял чужую карту и получил по ней деньги в банке. Будут без остановки говорить: «Печать лазерными лучами на лбу или руке — это более надежно, поскольку номер печати знает только ее владелец. Печать — это совершеннейшая система: вор ни головы, ни руки у вас не украдет, ни номера подглядеть не сможет». Поэтому бандитам, злодеям и дают сейчас возможность свободно действовать. На Афоне вокруг Кариеса ограбили пятнадцать келий, а одного монаха убили во время грабежа.

        Таким-то вот образом каждый получит возможность присваивать чужое и красть все, что захочет. Допустим, кому-то вздумается обманом приобрести земельное угодье. Он скажет, что оно якобы принадлежало его дедушке или что сам он когда-то арендовал эту землю под пастбище. Попробуй разберись! А потом представители властей скажут: «К сожалению, контролировать их мы не можем. Контроль может осуществляться только с помощью компьютера». И они приступят к запечатлению. В компьютере будет высвечиваться, запечатлен ли ты, и в зависимости от этого тебя станут или не станут обслуживать.
        Три с половиной года будут тяжелыми [Дан.9:26-27.Апок.12.6;13:5.(Св. Ириней Лионский. Пять книг против ересей. Книга5.)]. Тем, кто не согласится с этой системой, придется нелегко. Их будут стараться засадить в тюрьму, постоянно находя для этого какой-нибудь новый повод. Пройдет год, и их повезут на допрос в другой город, чтобы дело было рассмотрено в другом суде, из того города повезут в третий. А потом скажут: «Извини, ты невиновен. Если бы ты был запечатлен, то мы проверили бы тебя за одну минуту. А сейчас мы были не в состоянии осуществить контроль».

        — Геронда, а не смогут ли они ставить печать силой?
        — До этого они не дойдут из-за учтивости. Они ведь будут корректны, как и подобает европейцам. Они проявят высшее благородство! Мучить людей они не будут, однако, не имея печати, человек не сможет жить. «Вы страдаете без печати, — скажут они, — а если бы вы ее приняли, то трудностей у вас бы не было». Имей человек хоть золотые монеты или доллары, использовать их он не сможет.
        Поэтому, приучив себя уже сейчас к жизни простой, умеренной, можно будет пережить те годы. Иметь маленько землицы, возделать немного пшенички, картофеля, посадить несколько масличных деревьев, и тогда, держа какую-нибудь скотинку, козочку, несколько курочек, [христианин] сможет пропитать свою семью. Потому что от запасов пользы тоже немного: продукты долго не лежат, быстро портятся. Но и, конечно, продлятся эти притеснения недолго: года три, три с половиной. Ради избранных дни сократятся [Мф.24:22:Mк.13.20], они даже и не заметят, как пройдут эти годы. Бог не оставит человека без помощи.

        — Геронда, вмешается ли Христос в то, что будет происходить в эти нелегкие годы?
        — Да. Тут вон видишь, как к человеку с добрым расположением, но подвергающемуся обидам, часто являются святые, Пресвятая Богородица, Христос для того, чтобы его спасти. Насколько же больше поможет Господь теперь, когда несчастные люди находятся в таком затруднительном положении. Сейчас разразится одна гроза, наступит непродолжительная диктатура антихриста-сатаны. А потом Христос вмешается, задаст хорошую трепку всей этой антихристовой системе, зло будет попрано Им, и Он в конце концов обратит его в добро.

        ПЕЧАТЬ РАВНА ОТРЕЧЕНИЮ.

        — При том, что святой евангелист Иоанн Богослов предельно ясно пишет в Апокалипсисе о начертании [Апок.13,16 и далее;14:9 и далее;16:2 и 204], некоторые этого не понимают. И что ты им скажешь? К несчастью, можно услышать ужасно много «глупостей от ума» некоторых современных «гностиков». «Я приму удостоверение с тремя шестерками и изображу на нем крест», — говорит один. Другой вторит: «А я приму печать на лоб и осеню свой лоб крестным знамением». И повторяют целую кучу подобных глупостей.
        Они думают, что освятятся подобным образом, в то время как такие мнения являются прелестью. Один Владыка сказал мне: «Я в удостоверении, там, где буду расписываться, нарисую крестик. От Христа я не отрекаюсь: я всего лишь пользователь обслуживающей меня системы». — «Ну хорошо, — говорю я ему, — вот ты Владыка, и ставишь, ввиду своего особого положения, крестик перед своим именем. Другой — архимандрит, его положение тоже особое, и он тоже ставит крестик перед своим именем.

        А людям что прикажешь делать?» Грязь не освящается. Чистая вода приемлет Благодать и становится водой святой. Но моча святой водой стать не может. Камень чудесным образом превращается в хлеб. Но нечистоты освящения не приемлют. Следовательно, диавол, антихрист, находясь в виде своего символа в нашем удостоверении, на нашем лбу или руке, не освящается, даже если мы ставим там крест. Силу Честного Креста — этого Святого Символа, Божественную Благодать Христову мы имеем только тогда, когда храним Благодать Святого Крещения, в котором мы отрицаемся сатаны, сочетаваемся Христу и принимаем святое запечатление — «печать дара Духа Святаго».
        А они, видишь ли, объясняют все [такой простой] логикой! Поставят рядом крестик — и все в порядке! А ведь мы видим, что святой апостол Петр отрекся от Христа внешне, но и это было отречением [Мф.26:69-75.Мк.14:4-72.Лк.22.54-62. Ин.18:16-18,25-27]. Они, принимая печать антихриста, отрекаются от печати Христовой, данной им во Святом Крещении, и еще говорят, что имеют в себе Христа!

        — А если, Геронда, кто-то примет печать по неведению?
        — Скажи лучше, по равнодушию. Какое там неведение, когда все ясно до предела? Да если и не знает человек, ему должно поинтересоваться и узнать. Предположим, что мы не знали и поэтому приняли печать. Но тогда Христос скажет нам: «Лицемери, лице убо небесе умеете разсуждати, знамений же временам не можете искусити?» [Мф.16:3]. Приняв печать, пусть даже и по неведению, человек теряет Божественную Благодать и принимает бесовское воздействие. Вон, когда священник при Крещении погружает дитя во святую купель, оно, и не понимая того, принимает Святого Духа, и потом в нем обитает Божественная Благодать.

        ТОЛКОВАНИЕ ПРОРОЧЕСТВ.

        — Геронда, некоторые говорят: «Чему от Бога суждено быть, то и будет. Какое нам до этого дело!» Как к этому относиться?
        — Да, детонька моя, говорят-то они говорят, но на самом деле это не так! Мне тоже приходится слышать от некоторых: «Евреи не такие дураки, чтобы разоблачать себя тремя шестерками, раз об этом пишет в Апокалипсисе евангелист Иоанн. Если бы это было так, то они устроили бы все более умно и тайно».
        Хорошо, так что же, книжники и фарисеи не знали разве Ветхого Завета? Разве Анна и Каиафа не знали лучше всех других написанного о том, что Христос будет предан за «тридесять сребреник» [Зах.11:1-13]? Почему же они [дали Иуде] не тридцать один или двадцать девять сребреников, а тридцать? Но они были ослеплены. Бог знал, что все произойдет именно так. Бог предведает, но не предопределяет.

        Это только турки верят в судьбу, в кишмет [Кишмет, кисмет — «наделение» (арабск.), то, что предназначается каждому человеку провидением. ]. Бог знает, что события произойдут таким-то образом, а человек делает по своей глупости то, о чем заранее знал Бог. Не потому, что Бог отдал распоряжение о чем-то; нет. Он видит, до чего дойдет злоба людей, и знает, что своего мнения они не изменят. Это не значит, что Бог предопределяет события.
        А другие заняты пророчествами, на которые дают собственные толкования. Не оговариваются, по крайней мере: «Так мне говорит помысл, — но утверждают. — Это так!» И приводят целую кучу собственных мнений. Есть и такие, что истолковывают пророчества, как хотят, для того чтобы оправдать свои страсти.

        Так, например, о словах святого Кирилла: «Лучше, чтобы в нашу эпоху не произошли знамения антихриста» [Святитель Кирилл Александрийский. «Огласительное поучение». Оглашение просвещаемых15,глава 18.] — человек, желающий оправдать себя, свою трусость, скажет: «А вот видишь? Святой Кирилл боялся, что он отречется! А я что же, разве выше святого Кирилла? Следовательно, даже если я и отрекусь от Христа, то в этом нет ничего страшного!» А между тем святитель говорит: «Лучше, чтобы не произошли», чтобы его глаза не увидели антихриста, а не потому, что он якобы боялся. Видишь, что делает диавол?
        К сожалению, и некоторые современные «гностики» пеленают своих духовных чад, как младенцев, якобы для того, чтобы те не волновались. «Это неважно, — говорят они, — ничего страшного, лишь бы вы имели веру внутри себя». Или же причитают: «Не говорите вы на эту тему — об удостоверениях, о печати, чтобы люди не волновались!»
        Тогда как, говори они людям: «Давайте постараемся жить более духовно, быть близ Христа и ничего не бояться, ведь самое большее — мы станем мучениками,» они бы хоть как-то готовили их к грядущим трудностям. Узнав истину, человек задумается и отрясет с себя сон. Ему станет больно за происходящее, он будет молиться и остерегаться, чтобы не попасть в ловушку.
      
        Что же происходит сейчас? Мало того, что такие «толкователи» комментируют пророчества по-своему, так они еще и сами трусят, подобно людям мирским. А им следовало бы проявлять духовное безпокойство и помогать христианам, всевая в них добрую обезпокоенность ради того, чтобы те укрепились в вере и ощутили божественное утешение.
         Я удивляюсь: неужели все то, что происходит, не заставляет их задуматься? И почему после толкований, данных ими от своего ума, они не ставят хотя бы вопросительного знака? А если они помогут антихристу с его печатью и увлекут в погибель и другие души?! Говоря в Евангелии «еже прельстити аще возможно и избранныя» [Мк.13,22], Господь имеет в виду то, что прельстятся те, кто истолковывает Писания от ума.

        Итак, за «совершенной системой кредитных карточек», за компьютерной безопасностью кроется всемирная диктатура, кроется иго антихриста. «...Да даст им начертание на десной руце их или на челех их, да никтоже возможет ни купити, ни продати, токмо кто имать начертание, или имя зверя или число имене его. Зде мудрость есть. Иже имать ум, да почтет число зверино: число бо человеческо есть, и число его шестьсот шестьдесят шесть».

           2. ЖЕРТВА ДОСТАВЛЯЕТ ЧЕЛОВЕКУ РАДОСТЬ.

        В НАШУ ЭПОХУ ЖЕРТВЕННОСТЬ ЯВЛЯЕТСЯ РЕДКОСТЬЮ.

        — Дети — это сплошная морока», — сказала мне одна женщина, имевшая все. Дети ей были в тяжесть! Если мать думает подобным образом, то она ни на что не годна, поскольку для матери естественно иметь любовь. Какую-то девушку до замужества мать может не будить до десяти часов утра. Однако с того времени, как сама она станет матерью и ей надо будет кормить свое дитя, мыть его, ухаживать за ним, она и ночью-то спать не будет, потому что моторчик завелся.
        Имея жертвенность, человек не хнычет и не тяготится, а радуется. Вся основа в этом: должен присутствовать дух жертвенности. И эта женщина, если бы она говорила: «Боже мой, как мне Тебя благодарить? Не только детей Ты дал мне, но и множество благ. У скольких людей нет ничего, у меня же и несколько домов, и наследство от отца, и у мужа большая зарплата, и за аренду мне платят в двух местах! Я не испытываю трудностей. Как мне благодарить Тебя, Боже мой? Всего этого я не была достойна», если бы она думала так, то со славословием исчезло бы и чувство злополучия. То есть, если бы она только благодарила Бога день и ночь, этого уже было бы достаточно.

        — Жертва, Геронда, приносит радость.
        — О, что же это за радость! Вкус этой жертвенной радости неведом нынешним людям, и потому они так измучены. Они не имеют в себе идеалов, они тяготятся тем, что живут. Отвага, самоотвержение являются в человеке движущей силой. Если же этой силы нет, то человек мучается. В старину в деревнях люди по ночам, без шума, стараясь, чтобы никто их не увидел, прокладывали какую-нибудь дорогу для того, чтобы после смерти другие поминали их. Сейчас этот дух жертвенности встречается редко.
        Однажды на Афоне во время крестного хода я наблюдал, как монахи, идя по тропинке, цеплялись своими наметками за ветку куста, но ни один не обломал ее, чтобы облегчить путь идущим сзади; все они пригибались, чтобы не зацепиться. Все равно что поклоны кусту клали! Если бы это хоть Купина Неопалимая была, тогда еще ладно! Но каждый думал: «Пусть это делает кто-то другой, а мне лишь бы пройти самому».
        Но почему же тебе этого не сделать, если ты первым увидел эту ветку? Ведь так ведут себя люди мирские, не верующие в Бога. На что мне такая жизнь, умереть тогда в тысячу раз лучше. Цель в том, чтобы думать о другом человеке, о его боли.

        Мир уже потерял контроль над собой. От людей удалилось любочестие, жертвенность. Я как-то рассказывал в о том, в каком состоянии я находился, когда в каливе, Святой Горе, меня прихватила грыжа. Когда кто-то стучал в клепальце возле калитки, я и в снег [и в холод] выходил открывать. Если у человека были серьезные проблемы, то даже и не чувствовал своей боли, хотя [буквально] перед этим был придавлен к кровати.
        Я угощал пришедшего чем-нибудь: одной рукой угощал, а другой держал грыжу. Все время, пока мы беседовали, я, несмотря на сильную боль ни к чему не прислонялся, чтобы он не догадался, что мне больно. А когда посетитель уходил, я опять загибался от боли. Дело было не в том, что боль проходила, или в том, что я чудесным образом поправлялся, нет.

       Я видел, что другому больно, и забывал свою собственную боль. Чудо происходит, когда ты соучаствуешь в боли другого. Главное в том, чтобы ты ощутил человека братом и тебе стало за него больно. Эта боль трогает Бога, и происходит чудо. Потому что нет ничего другого, столь умиляющего Бога, как благородное великодушие, то есть жертвенность. Но в нашу эпоху великодушие является редкостью, потому что пришли себялюбие, корысть. Редкостью является человек, который скажет: «Я уступлю свою очередь другому, а сам подожду». Как же немного таких благословенных душ, что думают о другом! Даже и в людях духовных есть этот противный дух, дух равнодушия.

        Добро является добром лишь в том случае, если делающий его жертвует чем-то своим: сном, покоем и тому подобным. Потому и сказал Христос: «...от лишения своего..».. Когда я делаю добро, отдохнув, оно недорого стоит. Однако если я устал и, к примеру, выхожу показать дорогу кому-то просящему об этом, то это стоит дорого.
        Когда я, предварительно выспавшись, провожу ночь без сна там, где нуждаются в моей помощи, то цена этому невелика. Если же при этом и беседа мне по душе, то я и вовсе могу сделать это для того, чтобы порадоваться общению и немножко развлечься. тогда как, устав и идя на жертву, для того чтобы помочь другому, я испытываю райскую радость. Тогда я захлебываюсь в Божием благословении.

        А если человек тяготится не только тем, чтобы помочь другому, но даже и тем, чтобы сделать что-то для себя самого, то он устает и от самого отдыха. Тот же, кто помогает ближнему, отдыхает и от усталости. Если в человеке есть жертвенный дух, то, увидев кого-то, к примеру, физически обезсиленного, работающим и уставшим, он скажет ему: «Сядь, отдохни маленечко» и сделает его работу сам. Тот, кто выбился из сил, отдохнет телом, а тот, кто ему помог, ощутит духовное отдохновение.
        Какое бы дело ни делал человек, он должен делать его от сердца, в противном же случае делающий не меняется духовно. То, что делается от сердца, не утомляет. Сердце — это словно самозаряжающееся устройство: чем больше оно работает, тем больше и заряжается. Вон бензопила, когда попадает на трухлявый пенек, фыркает: «фр-р-р.».. и глохнет. Но, попадая на твердое дерево, она упирается в работе, подзаряжается и пилит. И не только в даянии, но и в случае, когда предстоит взять что-то, мы не должны думать о себе, но всегда стремиться к тому, что приносит покой душе другого. В нас не должно быть алчности. Мы не должны помышлять о том, что имеем право взять сколько мы хотим, а другому пусть не останется ничего.

        — Опять, Геронда, все возвращается к духу жертвенности.
        — Так ведь это и есть основа всей духовной жизни! И знаешь, какую радость ощущает человек, принося себя в жертву? Он не может выразить переживаемой радости. Наивысшая радость происходит от жертвы. Только жертвуя, человек пребывает в родстве со Христом, потому что Христос есть Жертва. Еще здесь человек начинает переживать рай или ад. Человек, делающий добро, радуется, потому что ему воздается за это божественным утешением. Делающий же зло переживает муку.
        Мой собственный покой рождается от доставления покоя другому.

        — А как, Геронда, человек может пойти на жертву, если ему еще неведом вкус жертвенной радости?
        — Если поставит себя на место другого. Когда я был в армии, наш дзот часто заливало водой. У рации надо было менять аккумуляторы, а это было делом очень нелегким, потому что линия была загружена. Я был мокрым по пояс, и шинель впору было выжимать. Однако, чтобы не мучились другие, я предпочитал делать эту работу сам и, делая ее, радовался. Командир говорил мне: «Когда ты выполняешь эту работу, то я спокоен и не безпокоюсь об этом, но мне тебя жаль. Скажи, чтобы это делал кто-нибудь другой». — «Нет, господин командир, — отвечал я ему, — я [от этого] радуюсь».
         В нашем полубатальоне был еще один радист, но, когда мы отправлялись на операции, чтобы не подвергать его опасности, я не давал ему таскать ни аккумулятора, ни рации, хотя мне было и тяжело. Он просил меня об этом [обижался]: «Почему ты мне их не даешь?» — «У тебя, — отвечал я ему, — жена и дети. Если тебя убьют, я буду за это отвечать перед Богом». И так Бог сохранил нас обоих: ни ему, ни мне Он не попустил быть убитым.

        Для человека чувствительного предпочтительнее быть единожды убитым самому, прикрывая другого из чувства любви, чем проявить небрежность или трусость и всю последующую жизнь испытывать постоянные угрызения совести.
        Однажды на гражданской войне маневр мятежников отрезал нас от остальных сил за одной деревней. Солдаты собирались бросать жребий о том, кому идти в деревню за продовольствием. «Я пойду», — сказал я. Если бы пошел кто-то неопытный и невнимательный, его могли бы убить, и меня потом мучила бы совесть. «Лучше будет, — думал я, — если убьют меня, чем кого-то другого, а меня потом всю жизнь будет убивать совесть. Как я такое вынесу?» — «Ты мог бы его спасти, — будет говорить мне моя совесть, — почему же ты не спас его?» К тому же я постился и был на голодный желудок... В общем, ладно.

        Ну и командир мне говорит: «И я бы предпочел, чтобы ты пошел, ты ведь и из воды сухим выйдешь, только поешь, чтобы сила была». Взял я автомат и двинул. Мятежники приняли меня за своего и дали пройти. Пришел я в деревню, зашел в какой-то двухэтажный дом. Там была одна старушка, она дала мне продуктов, и я возвратился к своим.
        Величайшую радость я переживал зимой [в горах], среди снегов. Помню, проснулся однажды ночью. Все спали, а наши палатки завалил снег. Я вылез из палатки, схватил рацию и стал вытряхивать из нее снег. Смотрю: работает. Побежал к командиру и рассказал о том, что творится. В ту ночь я мотыгой откопал из снега двадцать шесть обмороженных.

        Для Христа я не сделал ничего. Если бы я сделал для Христа 10 процентов от того, что делал на войне, то сейчас творил бы чудеса! Вот почему потом, в жизни монашеской, я говорил: «В армии я претерпел такие муки ради Отечества, а что я делаю для Христа?» Иными словами, по сравнению с теми муками, что я пережил в армии, в монашеской жизни я чувствовал себя царским сыном, тут уж не имело значения, был у меня какой сухарь или нет. Потому что там, во время операций, знаешь, какой мы держали пост? Снег ели!
        Другие хоть рыскали вокруг, находили что-нибудь съедобное, а я был привязан к рации — не мог от нее отойти. Однажды мы остались без еды на тринадцать дней: нам дали только по одному солдатскому хлебу и по половине селедки. Воду я пил из следов копыт, и то не чистую дождевую, а смешанную с грязью. А однажды довелось отведать и «лимонада»! В тот раз от жажды я дошел до предела и тут увидел след от копыта, полный воды — желтой! Уж я ее пил-пил! И поэтому после, в жизни монашеской, вода, даже если она была полна всяких козявок» казалась мне великим благословением. Она, по крайней мере, была похожа на воду.

        А однажды вечером порвалась кабельная линия связи. Был декабрь 1948 года. Снега вокруг — сугробы. В четыре часа пополудни нам дают приказ: идти в деревню — это два часа пешком, восстановить линию и возвращаться назад. Через два часа — темнота. Солдаты были как мертвые от усталости и не находили в себе мужества идти. И где там еще найдешь кабель в таких сугробах!
        — Вы что, Геронда, не знали дороги и того, как был проложен кабель?
        — Э, дорогу-то примерно я знал, но все равно ночь застала бы нас в дороге. Короче говоря, дали мне несколько человек, и мы пошли. Сначала мы, еще будучи в расположении нашей части, лопатами очистили дорогу от снега, чтобы успокоить командира, и маленько прошли вперед. Потом я им говорю: «Пошли-пошли, нам ведь еще возвращаться!»

        Я пошел первым, потому что остальные все время роптали. «Эллада-то, — говорили они мне, — погибнуть не может, а вот мы погибаем!» Как заладили одно и то же без конца! Так продвигались мы вперед: я проваливался в снег, они меня вытаскивали, снова проваливался, снова вытаскивали... У меня была сабля, и я то и дело прощупывал ей снег перед собой, чтобы найти, куда можно ступить. Надо было постоянно проверять. Я продвигался первым и говорил им: «Пошли-пошли, здесь скот не ходит и кабеля порвать не может. Дойдем до какого-нибудь оврага, где кабель висит над землей, и только там проверим».
        Дошли мы, наконец, до одной деревни, перед которой были террасы, скрытые от глаз под снежными заносами, и я упал с одной террасы вниз, в снег. Остальные испугались идти дальше и меня доставать. Наконец мы спустились вниз, перебираясь с одной террасы на другую, — как, лучше не спрашивай — и поздно вечером вошли в деревню.

        В каких-то оврагах в одном-двух местах я нашел обрыв, мы соединили кабель и связались с командиром. «Возвращайтесь назад», — говорит нам командир. Но как тут возвращаться? Мало того, что ночь наступила, так еще надо каким-то образом лезть наверх, на террасы! Спускались-то мы кубарем! И как найдешь дорогу? «Но как мы возвратимся? — спрашиваю командира. — Спуститься-то мы еще кое-как спустились, но как теперь подниматься?
        Давайте мы лучше завтра утром вернемся: выйдем с другого края деревни и сделаем круг». — «Никаких «давайте», — говорит командир, — сегодня!» На наше счастье, этот разговор услышал адъютант командира и упросил его разрешить нам остаться на ночь в деревне. Так мы и остались. В одном доме нам дали пару-тройку толстых шерстяных покрывал. Меня начало знобить: я ведь шел впереди, расчищал дорогу и был весь мокрый. Товарищи пожалели меня, потому что мне, так сказать, досталось больше других, и положили меня в середину. Поужинали мы тогда одним ломтем солдатского хлеба. Не помню, чтобы когда-нибудь еще в своей жизни я переживал большую радость, чем тогда.

        Я был вынужден привести вам эти примеры, чтобы вы поняли, что такое жертва. Я рассказал вам все это не для того, чтобы вы похлопали мне в ладоши, но для того, чтобы вы поняли, откуда происходит настоящая радость.
        А после, в отделе связи, меня обманывали сослуживцы. «Ко мне отец приезжает, надо пойти с ним повидаться, посиди за меня, пожалуйста», — говорил один. «А ко мне сестра приехала», — врал другой. Никакая она ему была не сестра. Кому-нибудь еще нужно было зачем-то отлучиться, и я шел на жертву: все время сидел на дежурстве то за одного, то за другого. После дежурства подметал, наводил порядок. В помещения взвода связи запрещалось входить другим, даже офицерам из других отделов, к тому же время было военное. Так что уборщицу мы взять не могли. Брал я веник и подметал все помещения. Там и научился подметать.
        «Здесь, — говорил я, — служебное помещение, место некоторым образом священное, неприбранным его оставлять нельзя». Я не обязан был подметать, да и делать этого не умел: у себя в доме я ни разу и веника-то в руки не брал. Да если бы я и захотел его взять, меня бы тут же моя сестра этим же веником бы и отлупила! «Уборщица», — дразнили меня сослуживцы, — «вечная жертва». Я на это не обращал внимания. И делал это не для того, чтобы услышать «спасибо», но оттого, что ощущал это необходимостью и радовался.

        — У вас, Геронда, совсем не было помысла «слева»? Вы, например, не думали: «Такой-то гуляет, а не с сестрой своей встречается»?
        — Нет, таких помыслов у меня не было. С того момента, как кто-то говорил мне: «Прошу тебя, можешь маленько посидеть вместо меня?» — все, вопрос был закрыт. А еще один просил у меня денег якобы для своих детей, однако сам не только не отсылал их детям, но еще и у жены своей просил денег, чтобы тратить на себя самого. Понятно? И я делал это не для того, чтобы мне сказали «молодец», я ощущал это необходимостью. Из расположения части я не выходил, другие пользовались этим и свалили всю работу на меня.
        Мне приходилось выполнять работу всего взвода. Целая куча позывных, реле стучат без остановки... Я превратился тогда в развалюху. Какое-то время у меня держалась температура тридцать девять и пять, и я никому об этом не говорил. Но потом от перенапряжения свалился, потерял сознание. Меня бросили на носилки, и я слышал голоса сослуживцев: «Ну что, Венедикт [Так звали одного известного в тех краях священника-проповедника, и сослуживцы, желая подразнить Старца, называли его «Венедиктом»], поехали на капремонт, сейчас мы тебя отнесем на носилках туда, где чинят старые автомобили».
        И они отнесли меня в госпиталь. Там я был без присмотра — кому было за мной смотреть, все занимались ранеными, — но ощущал радость. Ту радость, которая происходит от жертвы, потому что мой собственный покой рождается от того, что я доставляю покой другому.

        НАСКОЛЬКО МЫ ЗАБЫВАЕМ СЕБЯ, НАСТОЛЬКО БОГ ПОМНИТ О НАС.

        — Тот, в ком есть жертвенность и вера в Бога, себя в расчет не берет. Если человек не возделает в себе жертвенного духа, то он думает только о себе и хочет, чтобы ради него и другие жертвовали собой. Но тот, кто думает только о себе, попадает в изоляцию и от людей, и от Бога — в двойную изоляцию — и Божественной Благодати не приемлет. Такой человек ни на что не годен.
        И посмотрите: ведь того, кто постоянно думает только о себе, о своих трудностях и т.п., в минуту нужды никто не поддержит даже по-человечески. То, что он не получит поддержки божественной, — это ясно и так, но ведь и поддержки человеческой он не получит тоже! Потом этот человек будет искать помощи то здесь, то там, то есть он будет мучиться, чтобы найти помощь от людей, но не сможет найти ее. И наоборот: о том, кто не думает о себе, но постоянно, в хорошем смысле этого слова, думает о других — о таком человеке все время думает Бог.

        И потом другие люди тоже думают о нем. Чем больше человек забывает себя, тем больше помнит о нем Бог. Вот, например, в общежительном монастыре тот, в ком есть любочестие, приносит себя в жертву, отдает себя другим. Думаете, остальные этого не замечают? И разве смогут они не подумать об этой душе, которая всецело отдает себя другим, а о самой себе не думает? И разве может не подумать об этой душе Бог?» Великое дело! В этом видно Божие благословение, виден образ божественного действия.

        Попадая в трудную ситуацию, человек сдает экзамены. Действительная любовь, жертвенность проявляются в такие минуты. Когда мы говорим, что у кого-то есть жертвенность, мы имеем в виду то, что во время опасности он не берет в расчет себя и думает о других. Ведь и пословица говорит: «Друг познается в беде».
        Если бы, Боже упаси, сейчас, например, начали падать бомбы, то стало бы ясно, кто думает о других и кто — о самом себе. Но тот, кто приучился думать лишь о себе, в трудную минуту тоже будет думать о себе, и Бог об этом человеке думать не станет. Если же кто-то заранее учится думать не о себе, но о других, то и во время опасности он тоже подумает о других. Тогда станет видно, в ком есть действительная жертвенность, а в ком — самолюбие.

        Если христианин не начнет уже сейчас чем-то жертвовать: какой-то своей похотью, эгоизмом, то как он достигнет того, чтобы в трудную минуту пожертвовать своей жизнью? И если сейчас он боится труда и озабочен тем, чтобы не переработать больше другого, то как он достигнет такого состояния, что побежит отдавать за другого свою жизнь? Если сейчас он озабочен собой по пустякам, то как он подумает о другом в ту минуту, когда его жизнь будет подвергаться опасности? Тогда будет труднее.
        Если придут нелегкие годы и такой человек увидит своего соседа, в горячке упавшего на дороге, то он оставит его лежать там, уйдет и скажет: «Пойду-ка лучше и я прилягу, а то как бы не свалиться и мне».

        А на войне идет борьба жизней, твоей и чьей-то еще. Отвага заключается в том, чтобы спешить на помощь другому человеку, но если отсутствует жертвенность, то каждый стремится спасти самого себя. Но вот что замечено: на войне снаряд или мина находят того, кто старается улизнуть. Такой человек вроде бы желает избежать опасности, но тем скорее сворачивает себе шею. Поэтому не надо стремиться улизнуть от опасности и особенно за счет других.
      
        Помню один случай, происшедший на албанской войне [Албанская война (или албанский фронт) — война 1939-40 г. между Грецией и фашистской Италией]. У одного солдата была каменная плита, и он укрывал за ней голову от пуль и осколков. Когда ему понадобилось отойти за чем-то в сторону, он поставил плиту на дно траншеи, прислонив к стенке. Увидев это, его сосед тут же схватил эту плиту и забрал ее. «Сейчас, — подумал он, — подвернулся удобный случай взять ее себе». Однако в тот самый момент его накрыла мина, и не осталось даже мокрого места.
        Видя, как вокруг рвутся снаряды, несчастный взял эту плиту, но о том, что ее хозяин вернется, он не подумал. Он подумал только о себе и своему поступку нашел оправдание: «Раз он отошел, то я могу взять эту плиту себе». Да, уйти-то он ушел, но плита ведь оставалась его собственной.
        А еще один отлынивал от службы все время, пока шла война. Не думал ни о ком. Другие отдавали за Родину свою жизнь — он же сидел дома. До последнего часа, когда положение осложнилось, он стремился избежать опасности. Потом, когда пришли англичане, он постарался попасть в расположение их войск, представился Зерве [Наполеон Зерва (1891-1957) — лидер антифашистского движения «Национальный Греческий Демократический Союз,» действовавшего против нацистов в Эпире и некоторых других областях Греции] и, поскольку имел также и американское гражданство, воспользовался случаем и убежал в Америку. Только он до нее доехал — сразу умер! Его жена, бедняжка, говорила: «От Бога хотел улизнуть!» Итак, он умер, в то время как другие, бывшие на войне, остались в живых.

        Продолжение следует.