Фамарь, Раав, Руфь и бывшая за Урией.
Об Урии Хеттеянине я знала, что он - муж Вирсавии, той самой женщины, которой овладел царь Давид, и по его приказу был убит. А позже пророк изрек тот самый покаянный пятидесятый псалом, что ежедневно читается на церковных службах и домашних молитвах. Вопрошания по ходу этой библейской истории оставались без каких-либо исследований и ответов пока я не прочитала на Прозе.ру "Урию Хеттеянина" Ольги Шульчевой-Джарман.
Публикация запала в душу. И когда я задумала поведать на занятии Воскресной школы о женах в родословии Христа, интерес вспыхнул с новой силой, а Интернет помог дополнить тему. И получилось следующее эссе.
"Христос – надежда сверх надежды. Он - Упование, на которое уповают, когда бессмысленно надеяться. Чуткое, напряженное, радостное ожидание. Знаменательно, что этим мессианским именем называют девочек.
Плач женам в радость Христос преложил..." (3.)
"В центре нашего внимания сегодня – библейские истории четырёх упомянутых в родословии Иисуса Христа женщин.
Свое Евангелие Матфей начинает с перечня земных предков Христа, чтобы убедиться: Тот, о Ком идет речь, действительно потомок царя Давида.
В древнем Израиле родословия считались строго по мужской линии, однако в родословии Христа названы и четыре женских имени: Фамарь, Раав, Руфь и «бывшая за Урией». Почему упомянуты не властные царицы, а именно они? Наверное, потому, что в этих четырех женских судьбах раскрывается нечто очень важное, нечто такое, что подводит нас к самой сути Евангелия.
Это очень разные истории, но у них есть нечто общее.
Во-первых, это скандальные истории — такие, которые люди не любят рассказывать о своих предках. Итак.
Фамарь, жена своего свекра.
О ней рассказано в 38-й главе книге Бытия. Это произошло на самой заре истории израильского народа, собственно, еще не народа, а небольшой семьи, состоявшей из прародителя Иакова (ему было дано новое имя Израиль) и его двенадцати сыновей, каждый из которых должен был стать родоначальником целого «колена» израильского народа.
Не всё получалось просто в семействе Иуды. Его старший сын Ир умер, не оставив потомства. Тогда по обычаю левиратного брака Иуда отдал вдову Ира Фамарь за второго сына, чтобы род не пресекся. Но затем умер и второй его сын. Иуда заподозрил, что дело здесь в жене — Фамари — и не стал выдавать ее замуж за третьего сына -Шелу, хотя именно этого и требовал обычай. Время шло, дважды овдовевшая Фамарь оставалась одинокой, а род Иуды так и не продолжился...
Тогда она нарядилась блудницей и села у дороги, по которой должен был проходить ее свекр. Его привлекла эта искательница приключений, и он провел с ней время, не узнав свою невестку. За услуги Фамарь потребовала от него посох и печать.
Через некоторое время Иуде сообщили: Фамарь беременна! Иуда тут же вынес скорый приговор: сжечь! В ответ Фамарь предъявила Иуде его вещи. И тогда Иуде пришлось признать:
«– Она правее, чем я, потому что я не отдал ее за моего сына Шелу.»
Да, она пошла на подлог, но... дело ведь не только в поступке, но и в его мотивах. Фамарь, в отличие от свекра, заботилась о продолжении его рода.
У Фамари родилось двое близнецов, от них-то и пошло колено Иуды, самое многочисленное и сильное в древнем Израиле.
Раав, блудница из Иерихона
Вторая история тоже связана с блудницей, уже профессиональной, да к тому же язычницей. Она произошла, когда избавившийся от египетского рабства народ Израиля приближался к земле Обетованной, которую предстояло еще завоевать. Первым городом на пути был Иерихон. Но прежде, чем идти на штурм, израильтяне отправили в город разведчиков (Ис Нав 2). Их обнаружили, выход из города был перекрыт — и тут их позвала к себе блудница, чей дом примыкал к городской стене. Женщину звали Раав, и в ее доме присутствие молодых незнакомых мужчин не вызвало особых подозрений.
Она тайком спустила их прямо из своего окна по городской стене, а заодно получила от них твердое уверение, что она и вся собравшаяся в ее доме родня будут оставлены в живых.
Это обещание было исполнено. Более того, после этого Раав стала полноценной израильтянкой.
Для Бога не так важны национальность или прошлое человека — гораздо важнее готовность стать членом народа Божия и принять на себя благое иго избранничества. И если человек готов это сделать, ничто не может остановить его.
Руфь, необычная моавитянка.
О следующей женщине, Руфи, рассказывает целая книга.
Руфь была моавитянкой. О ее родном народе израильтяне думали с пренебрежением: моавитяне произошли от дочери Лота, обманом переспавшей с собственным отцом, они постоянно вовлекали израильтян в языческие культы и оказывались их врагами. Потомки моавитян вплоть до десятого поколения не могли стать полноправными израильтянами.
Руфь взял в жены пережидавший в Моаве голодные времена израильтянин. После смерти мужа, Руфь не захотела вернуться к родне и устраивать свою судьбу. Онаосталась со свекровью и поклялась, что будет до конца своих дней принадлежать ее народу и поклоняться истинному Богу Израиля. И хотя это был огромный риск - она отправилась на чужбину. В те времена вдова могла рассчитывать только на помощь родственников — но какие родственники могли быть у нее в Вифлееме, родном городе покойного мужа?
Впрочем, о неимущих должен был позаботиться ближайший родственник. Бездетную молодую вдову он даже должен был взять в жены, чтобы родившийся первенец считался сыном умершего (тот самый левиратный брак). Так обеспечивалась преемственность рода, но на практике этот закон соблюдался не всегда: кому захочется брать замуж чужую вдову?.
Поэтому ближайший родственник покойного мужа Руфи не проявил к ней никакого интереса. Но она познакомилась с другим состоятельным родственником по имени Вооз. Сначала он разрешил ей подбирать на своем поле колоски - этим и питались Руфь и ее свекровь. А потом свекровь подстроила романтическое свидание Вооза и Руфи...
Воозу оценил, что молодая моавитянка не стала искать молодых и богатых, а стремилась исполнить обычай и хранила верность умершему мужу, и он взял ее в жены.
Моавитянка стала не просто полноправным членом израильского народа, но даже стала прабабкой царя Давида, а значит — одним из предков Иисуса Христа.
Получается, что рассуждения о плохих народах — ничто в сравнении с живым человеком, который целеустремленно осуществляет свой выбор. Верность Богу и людям оказывается куда важнее заботы о внешних приличиях или холодного расчета.
И наконец, «бывшая за Урией». Однако имя её не названо в родословии. И о ней речь пойдет позднее. Почему здесь приведены эти женские имена?
Сквозь все четыре женские судьбы проходит одна и та же нить. Люди часто оказываются в страшных ситуациях, не знают, как им поступить... Их выбор порой выглядит сомнительными и даже позорным. Но важно другое: следуют ли они закону совести или прихоти творят. Иногда Бог действует в этом мире через ангелов, но гораздо чаще — через людей, грешных, страстных, мятущихся и ошибающихся. Он может преобразить человека и привести его ко спасению.
И всё-таки, почему женщины? Без женщины не созидается семья, не имеет продолжения человеческий род. А ведь Рождество Христово, прологом к которому служат эти женские судьбы — это прежде всего история одной семьи, история простой Девушки из Назарета, которая вопреки всем приличиям и ожиданиям окружающих приняла ту удивительную и по-своему страшную архангельскую весть. Это для нас Она теперь Богородица, а тогда Она, юная невеста Иосифа, соглашалась на внезапную беременность, которая в глазах всех окружающих могла выглядеть результатом неверности. А за это женщину полагалось побить камнями. Милосердный Иосиф, правда, хотел ограничиться лишь тем, чтобы тайно «отпустить» ее, то есть прогнать, расторгнув помолвку. Это был бы конец всему... и все-таки она приняла на себя всю тяжесть выбора — и так в мире воплотился Господь.
До Марии были Фамарь, Раав, Руфь… Их истории выглядят куда более сомнительными, но дело в том, что их вера Богу, их стремление исполнить закон совести, возможно и послужили юной Отроковице залогом ее доверия Господу и Его Правде.
Митрополит Антоний Сурожский говорил: «вглядимся в эти имена: это все были живые люди, люди плоти и крови, трепетные перед жизнью, порой измученные, а порой — ликующие и торжествующие... Христос все прошлое Своей родословной так освятил, что все без остатка стали своими, родными Богу, родными в самом сильном смысле слова. И мы можем своей жизнью, трудом, подвигом, устремленностью к Богу, тоской по Нему, борьбой за Него… осмыслить и оправдать прошлое нашего рода и его принести Богу как дар, и, став сами Ему родными, сделать Ему родными также и тех, которые порой Его не знали, а порой, зная, от Него отступали грехом, неверностью сердца и жизни». (1.)
«Жизнь предков и потомков – одна река, одна вода. Благочестивая жизнь потомков «очищает» грехи предков, как обрезание ветвей оздоровляет жизнь корней», - прочитала я у Екатерины Домбровской и исполнилась надежды, что мои невеликие усилия в вере принесут пользу дорогим моим ушедшим родным… «Ветви корни очищают»...
Давид.
Когда Давид был молод, силен и прекрасен, им восхищались, восторгались, за ним следовали, ему служили – порой его ненавидели, его преследовали... Он был словно герой эпоса – неуязвимый, почти бессмертный.
Но тление, всепобеждающее тление, добралось и до него. Оно вползло в дом вместе с незаконной страстью к Вирсавии, приведя за собой и убийство ее мужа - Урии. Давид, написавший пятидесятый псалом, уже никогда не стал прежним героем, прекрасным, неуязвимым Давидом, весело пляшущим в священном экстазе пред Богом своим.
Перед нами появляется человек, уязвленный своим грехом, человек грешный, человек, познавший, что такое смертный грех, удаляющий от Бога и от жизни.
Умер вероломно убитый воин-хетт Урия, умер безымянный ребенок Давида.
Давид убивал в сражении, убивал на войне – но тогда не познал он силу разрушающей, удаляющей от Бога смерти. Смерти, что он носил в себе. И когда это открылось ему, закончился эпос.
Царство его, где он правил до этого как царь, помазанный на царство Богом, из преддверия Царствия Божия, каким он думал в юности его видеть, стало обычным восточным царством – с интригами и гаремными бунтами, с восстанием сыновей против престарелого отца.
Отрок Авессалом был почти как Давид в юности – прекрасен и смел, но без «сентиментальных» глупостей. Он крепко стоял на земле и знал, чего хочет. Впрочем, и родственник Давида Иоав, убивший бунтовщика Авессалома, тоже знал, чего он хочет.
Непонятно было одно – чего хочет за один день состарившийся и словно в безумии рыдающий Давид – «О сын мой, Авессалом! Кто бы дал мне умереть вместо тебя?». Как-то раз его спасло мнимое безумие – но теперь это было не притворством.
«Он сошел с ума, старикан!» — решили Иоав и его друзья. Давид был оттеснен в тень.
Придворные интриги, в которых успешно принимала участие и Вирсавия, добиваясь престола для своего сына, касались престарелого царя постольку, поскольку он был нужен как формальность, как вещь, как предмет. Давид стал стар, Давид выжил из ума, все решают умные, крепко стоящие на ногах люди. Царство должно существовать, царство должно быть, как у прочих людей.
Какое такое «Божие царство»? Ну да, конечно, Божие – Бог же наш, Он будет нам помогать, мы же потомка Давида поставим на престол, не чужого кого-то царя.
А Давид... ну, ему нянька нужна. Он совсем же как дитя малое. Вот ему девочка Ависага. Пусть ходит за ним, кормит, греет.
Дева, которой ничего не нужно было от Давида – ни власти, ни сына. Она просто грела его – со всей своей девичьей любовью. О, если бы он мог иметь сына от этой девы! Но его время прошло. Ависага была той, которую он ждал всю жизнь – той, которой от него ничего не было нужно, той, которая любила его, беспомощного, как младенца.
Наверное, она не смеялась бы над его священной пляской, как Мелхола, не интриговала бы, как Вирсавия, не совершала бы языческие культы, как Мааха... О, если бы вернуть время! Вместе с нею он бы построил Царствие Божие и сын его продолжил бы дело отца… И Бог бы воцарился во Израиле и по всей земле...
Но время вернуть нельзя. В слабости своей, в бессилии своем Давид осознавал, что ему ничто не удалось – Царствие Божие не построено, получилось обычное царство, а этого ли он хотел? Для него, тогда — прекрасного юноши, певца и воина, окрыленного мечтой о царстве Яхве, Бога Израилева, обычное, «как у прочих народов», царство было чем-то мелким. Это было достойно Саула, но не его, не Давида, помазанника Божия. Для этого ли была вся его жизнь?
Давид узнал, что Царство Божие – не от мира сего. Узнал тогда, когда ослабел, когда его считали «выжившим из ума стариком», потому что он плакал об Авессаломе. В самом деле — кто из восточных владык так поступает? Сыновей от жен и наложниц много, один восстал – казнили, другим неповадно будет. Царством править надо сильною рукою. А у Давида рука уже совсем не сильная. Надо помогать ему быть царем, надо решать за него государственные вопросы, а то он еще наделает всяких слезливых глупостей. Пусть сидит с нянькой Ависагой. Он уже дряхлый старец, а не муж. Мужи все решат без него – и Вирсавия тоже не даст маху.
Давид из героя стал слабым и смертным, как давно убитый Урия Хеттеянин. Они снова сроднились – не как соперники за Вирсавию, а как обреченные на смерть.
(2.).
Урия Хеттеянин
Какая горькая судьба. Не-семит, человек из страны хеттов – прекрасных всадников, из страны коней и легких колесниц. Иафетид, европеец – (потомки библейского Иафета, одного из трёх сыновей Ноя. К ним обычно причисляют народы Европы и северо-западной Азии (индоевропейские, уральские, алтайские и сино-кавказские народы)) наш древний родственник – захотел служить царю, поставленному пророком Бога Израилева, Самуилом. Чужеземец, доверившийся правому царю, помазаннику Бога, Давиду. Он восхищён его талантами и добродетелями – смелостью, благородством, великодушием, высокой и чистой религиозностью. Нет ни слова плохого об Урии в Библии. Судя по тому, что он был женат на Вирсавии, он принял веру Давида. Однажды царь прогуливался по плоской крыше своего дворца и увидел с высоты, как во дворе небольшого домика принимала ванну красивая молодая женщина. Он немедленно потребовал привести ее к себе во дворец, а потом, удовлетворив свою страсть, отослал обратно. Но вышло так, что женщина забеременела, и ее муж, преданный Давиду воин по имени Урия, как раз был в походе. Сначала царь попытался свалить всё на мужа: вызвал его на время из похода, но тот отказался идти к себе домой, когда его товарищи ночевали в боевом лагере. И сказал Урия Давиду: ковчег и Израиль и Иуда находятся в шатрах, и господин мой Иоав и рабы господина моего пребывают в поле, а я вошел бы в дом свой и есть и пить и спать со своею женою! (2Цар, 11:11)
А как поступил Давид с доверившимся ему, к пришедшим к его Богу? Он предал его и убил. А жена, Вирсавия? Удивительно, что она не убивается о муже. Возможно, она поняла, какие перспективы открывает перед ней интерес Давида. Она и позже покажет себя как твердо знающая, что ей нужно, женщина – когда речь зайдет о престоле для Соломона.
...У Урии не осталось даже потомков. Это – страшно для человека той поры. Это означает, что он полностью и безвозвратно погиб. Нет продолжения его рода. Никто не совершит жертву Богу о нем, умершим – ведь помнят своих предков, а чужих не помнит никто... Он, Урия Хеттеянин, погиб бессмысленно, погиб наемником, погиб за предавшего его чужого царя, принадлежавшего к истинной вере. Горькая смерть на чужбине – удел верного Богу, но чуждого царю.
Мы больше не живы, мы — те, кто спустились в шеол.
Удел наш — забыть, что мы видели ночи и дни.
О, если б Ты только расторг небеса — и сошел!
О, если б коснулся Ты гор — и расселись они!
Мой конь без наездника скачет по хеттской стране,
и если Давид меня предал — то кто не предаст?
И если прощен его грех, кто вспомянет о мне?
Кто снова зажжет свет небес в глубине моих глаз?
Здесь змей — Иллуянка, с холодной, как смерть, чешуей.
Мне с ним не сразиться — меча не удержит рука.
Подняться я смог бы и биться — будь только со мной
Твоей колесницы с ковчегом два страшных быка.
Так! Лучше собаке живой, чем убитому льву.
Не петь Тебя мертвым, не славить сходящим во ад
и в этих краях не явиться Лицу Твоему…
Ты — Бог неприступный, Ты — праведен, дивен и свят.
Возлюбивший Бога Иаковля и Его Ковчег, тайну явления Бога, тайну пребывания Бога с людьми, был предан и уничтожен Его недостойным рабом. Что же, Бог Израилев – Бог пустыни и смерти, как часто казалось его народу по время Исхода?
Да, Давид покаялся, рыдания его составляют Пятидесятый псалом. Давид был прощен Богом. Бог простил его...
А как же мертвый, более того - умерший бездетным, Урия? Бездетность в ветхозаветном мире было страшнее любого проклятия - у умершего бездетным исчезала всякая надежда...Где же Правда Бога? Выходит, что Он может прощать "любимцев"? Наступит время, придет Мессия - Сын Давидов - но потомков Урии среди тех, кто встретит этого Мессию, не будет - и по вине – по прощенной вине - Давида...
Тайна...Разрешение тайны - только Крест Мессии. Крест, перед принятием которого Он отказался от легионов ангелов...
Сыну Давидову, Сыну Авраамову возможно всё. Вообще – всё.
Небывшее сделать бывшим и наоборот – если говорить о грехе Давида. Не просто простить любимца, но сделать небывшим убийство человека человеком и дать потомство бесчадному.
Имя Урии, "инородца", не-иудея, смелого воина погибшего из-за коварства Давида-царя, тем не менее, не изгладилось из памяти Христа, из памяти Бога.
И свидетельство этой тайны – то, что Урия – вопреки всему возможному – вошел в родословие Мессии. Он – предок верного Помазанника, того, кто не предает. От чресл его произошел Мессия. От его – и Давида.
Евангелист Матфей - вопреки всем ожиданиям! - помещает имя Урии (а не Вирсавии, матери Соломона, прямого предка Мессии) в Родословие Мессии. Иессей родил Давида царя; Давид царь родил Соломона от бывшей за Уриею (Мф 1:7).
В церковнослявянском стоит верная калька с греческого - "От Уриины", - от "Уриевой" - так имя несправедливо лишенного Давидом не только жены и жизни, но и нерожденных детей хетта Урии вошло в родословие Того, кто родился, чтобы своей кровью омыть и грех Давида, и дать Урии, как и всем обитателям шеола - "жизнь с избытком".
Он властен и над умершими – для Него нет умерших, Он Бог живых, а не мертвых.
Парадокс? Но это слово по-гречески означет буквально «преславное». Да, это – дело воистину Божие, преславное. Христос делает Урию-хетта соучастником в славе среди Своих предков по плоти. В Родословии Мессии примирились Давид и Урия – во Христе. Примирились они и в Царстве Христа.
Тайна – Родословие Того, кого называли Сыном Давидовым, и который был неизмеримо более Давида.
«Как же Он – Сын ему?» - спрашивает Христос о Давиде, возводя ум слушателей к тайнам, превышающим законное плотское родство. «Не только те, кто по плоти – Израиль», - напишет потом апостол Павел.
Бесплодного, сгинувшего, умершего –по малодушию царя, по недостоинству того, кто был избран в Свои служители Богом – Христос оживляет и делает Своим предком.
Это стоило Христу, как пишет Антоний Сурожский, всей жизни Его и всей смерти Его...О таком прощении - такой ценой, иной ценой прощение не дается - молят Христа Бога все грешники и поныне - Он совершает это оправдание. Это страшно, но таков наш Бог.
Слышишь – стихии стонут
с высей и до глубин?
Здесь осаждает город
яростный сын Навин.
Алая вервь Раавы
брошена сквозь проем,
колос дщери Моава
цел под смертным серпом,
юной лозой Вооза,
ростком в пустынных краях
отрутся Рахили слезы,
уймется Иаковль страх.
Нет, не сыны Энкиду
рвут горизонта круг –
Урии и Давиду
светлый родился Внук.» (3.)
Источники:
1.- http://www.bogoslov.ru/greek/text/395107.html
2. -http://www.pravmir.ru/david-avisaga-uriya/#ixzz3OJlcQafb - Ольга Шульчева-Джарман
3. http://www.proza.ru/2011/05/15/1492 Ольга Шульчева-Джарман