Я считаю минуты, минуты считают иначе
я хозяин часов, но хозяев так часто дурачат,
время это песок, а песок, как известно, имеет
свойство течь. И делать он это умеет.
Время это вода, она тоже легко утекает
хуже даже — она еще пропотевает
через ткань, через жизнь, через строгую гладь циферблата.
Исключительно к нам. И не пропотевает обратно.
Время это мираж, потому растворяться умеет,
это привкус, но вкуса оно не имеет,
полутон, полузвук, тик и так, трель скрипящей кукушки
отмеряющей жизнь от яслей до слезинок старушки.
Я считаю минуты, минуты считают иначе,
для чего же еще циферблат может быть предназначен
как не для измеренья отрезка, начавшегося от обеда
и идущего вплоть до вечернего тёплого пледа.
И с утра трудный путь от постели до чёрного чая
мы проходим, отрезок его отмечая.
В мелочах мои чувства и фразы особенно скудны,
время тоже не любит размениваться на секунды.
Хотя зря. Иногда мимолётное всё-таки мило:
знает цену мгновенья пехотная мина,
или миг, пролетевший с мячом от удара до гола —
Он забил! Время временно есть у глагола.
Время в нас. Время выше и ниже макушки
и опять возвращаясь к истошному плачу кукушки
я сижу на постели и ставлю на завтра будильник,
чтоб он снов моих утренних выключил теплый рубильник.
Время курит бамбук, время в странные игры играет,
оно делает так, что здоровый о нём забывает
заболевший, напротив, считает часы и минуты,
до приема лекарства, а, может быть, едкой цикуты.
Время встречи, прощанья, мгновенье последнего слова
время наша свобода и наши стальные оковы,
вечный двигатель близко, но трудно потрогать руками —
каждый миг, каждый час, каждый год он всегда рядом с нами.