Вот так. Однако реалии таковы, что, вопреки нашим желаниям, которые мы по наивности своей именуем здравым смыслом, на деле
Единственное, что нужно для триумфа зла ––
Это чтобы хорошие люди ничего не делали.
Эдмунд Берк (1729-1797)
То есть делали вид, что ничего не происходит. Впрочем, если очевидна необходимость вмешательства во что-либо, делать это следует максимально эстетично, без лишних (или вовсе без) эмоций, и непременно со спокойным дружелюбием. К примеру, нас бесцеремонно пытаются обойти, оттеснить, совершенно по-быдлячьи хамя при этом. Никаких закономерных обид при этом! Внутри должно быть ясно, как море в штиль, а снаружи тоже солнечно и невозмутимо. Быдло больше, чем огня и смерти, боится появления аристократии на горизонте. Оно безошибочно чует интонацию, походку, а главное –– душевный настрой. Потому что перед барином полагается шапку долой, очи долу и помалкивать, а ежели чего прикажут –– бегом исполнять. Так что осаживать хамок и хамов следует жёстко, но эстетично, при этом подчёркнуто неэмоционально, повторяю, хорошо, если при этом будет предлог сказать что-либо другому человеку тепло и доброжелательно. Простейший пример:
«Так, бабы, отвалили живо от прилавка на х…, зае…ли тут лезть без очереди, не то п…к получите, мало не покажется. Будьте добры, мне пожалуйста, вот таких пару кило. Благодарю Вас, Вы очень любезны и великолепно сегодня выглядите». Отход подчёркнуто неторопливый, но не более длительный, чем требуется для спокойного передвижения. Ни в какие перепалки не вступаем, глаза не отводим в пустоту, но глядим без интереса, как на неодушевлённые предметы. Отрицательные эмоции испытывать строжайше запрещено, так как провалить образ смерти подобно, тем более запрещено говорить что-либо оскорбительное тем, кто старается зацепить на личности, свести к локальному конфликту. Совковое быдло это умеет в совершенстве, так что не уверенному в себе фальшивому аристократу устроят аутодафе виртуозно. Однако, если Вы и впрямь верно вошли в образ и стали леди, повиснет тишина, которая исчезнет лишь после Вашего ухода. Поэтому, если следует остаться, придётся чем-либо занять себя, при этом Ваше спокойствие должно быть олимпийским и столь же естественным, как смена дня и ночи. Ну, я и не говорю, что будет легко, так ведь уважение к себе дорогого стоит.
Кстати, произнесённые спокойным и естественным тоном, без отрыва от остального текста, который желательно произносить на русском литературном языке, фразы «Милостивый государь, будьте так любезны», «С Вашего позволения, уважаемые господа», «Простите великодушно, милая барышня» и прочие «архаизмы устаревшие», вежливое, но твёрдое употребление обращений «сударь, сударыня», при этом полное отсутствие высокомерия как такового вкупе с добродушной невозмутимостью –– сильнее оружия при контакте с обнаглевшим хамом не бывает, и вот почему. Можно сколько угодно провозглашать бесклассовое общество, от этого сословия никуда не исчезнут. Вспомним знаменитого Афоню, героя одноимённой кинокомедии, и его соседа с раскладушкой, столь мастерски сыгранного Евгением Леоновым. Деревня умерла, крестьяне подались в город, но стали там чужими среди урбанизированных мажоров –– вспомним сцену, где лакированный друг понравившейся ему горожанки из лучших побуждений оплачивает дефицитную сантехнику, которую Афоня приволок в подарок. Пытаясь подражать таким, успешным вроде бы типажам, Афоня превращается не в блестящего кавалера, а в гадкого сноба, да ещё мучительно сознаёт, что играет непосильную роль, этакого злого клоуна-монстра, который в тягость в первую очередь себе, а уж потом –– окружающим. Он тоскует по тому, к чему предназначен изначально ¬¬–– уюту деревенской жизни, грезит о красавице-жене и детях, городской ритм жизни не для него. Такова и его милая избранница, также страдающая от аналогичного комплекса неполноценности –– она пытается «зацепиться» в городе, но у городских ребят есть свои соседки-зазнобы, и некому заценить её милую простоту и красоту. Увы, внешне счастливый конец фильма весьма сомнителен: Афоня имеет слишком много шансов либо превратиться в комплексующего кухонного боксёра, либо, создав счастливую семью, задрать нос до облаков, вообразив, что он-таки стал «не хуже городских». Однако при этом не стал городским жителем по сути, и вот тут конфликт сословий превращается в настоящую классовую ненависть –– натуральная борьба за выживание; пока крестьяне жили на земле, мещане –– в городе, а немногочисленная аристократия –– где угодно, но отдельно от остальных, все были на своём месте и делить с неподобными себе было нечего. Межсословные переходы носили добровольный индивидуальный характер, не разрушая традиционного уклада жизни поколений на протяжении веков, и оттого запоминались надолго; впрочем, как свидетельствуют современники, тот же Ломоносов был совершенно невыносим в общении из-за его подсознательного стремления доказать, что он не хуже родовитых дворян. Революция же обездолила всех, кроме захвативших власть бандитов-большевиков. Люмпенизированный пролетариат, которого в брежневское время хорошо подсадили на алкогольную иглу, ненавидит всех поголовно как раз из чувства собственного ничтожества –– им лень достигать чего-то, развивать интеллект, но при этом они требуют к себе уважения. Однако при этом презирают тех, кто вздумал их уважать, прошу не забывать –– так освобождённый раб первым делом покупает себе раба (а вовсе не хмельной напиток, заметим).
Несчастные крестьяне, добрые по натуре люди, были бы прекрасными хозяевами земли и ремесленниками, однако, вынужденные заниматься чем придётся, обижены на весь окружающий мир, ждут от него тепла, и, не находя, рефлекторно злобствуют. Они как раз искренне рады в душе, признав барина или барыню, ведь это хоть что-то родное в чужом мире. Однако они могут стать как преданными друзьями, так и злейшими врагами, в зависимости от воспитания в семье. Вспомним хоть матроса Чижика у Станюковича, хоть Фрола Ведищева у Акунина, хоть слугу Гринёва у Пушкина. А как отрегирует, скажем, Гаврила из отечественной саги о гардемаринах, если кто заявит ему, что его драгоценный барин Никита –– его классовый враг и угнетатель? Как минимум основательно намнёт бока такому «просветителю». Любите их искренне, проявляйте явно уважение, прощайте им их ляпы –– и всё будет в порядке, только не позволяйте им собой помыкать и указывать, что делать.
С мещанами всё несколько сложнее. Меньшинство живёт себе спокойно, не болея излишними амбициями, и знать не желает что-либо за пределами своего посильно подлакированного мирка. Такие охотно признают за барином право чудить и заниматься чем угодно, не желают вдаваться в дебри чужих умозаключений. Однако их вкусы просты и непрезентабельны, поведение легко предсказуемо, и именно их мошенники презрительно и злобно именуют лохами, завидуя их добродушию. Большинство оформилось в виде интеллигентщины в полном смысле этого негативного понятия. Их претензии на элитарность далеко не сразу заметны остальным мещанам как необоснованные, и оттого наличие настоящего аристократа, не деградирующего вырожденца, для них смертельно опасно, ведь тогда всё убожество их интеллектуальной жизни будет заметно и слепому. И вот предела злобы ущербных нет, про это явление уже давно сложена поговорка «залетела ворона в барские хоромы». На ничего не подозревающих и уж подавно не желающих никому зла людей выливаются цистерны грязи, и ненависть просто слепая. За одним скромным нюансом –– сперва их попытаются заставить делать что-либо угодное себе, признать своими, а также … жениться. Когда же Вавилонская башня амбиций духовных уродцев валится под собственной тяжестью, начинается война на уничтожение тех «мерзавцев и подонков», что посмели не выполнить то, что им было определено карикатурами на элиту.
Итак, сударыни, у леди часто нет друзей, но есть союзники. Поэтому, если вы позволите затянуть себя на другой сословный уровень общения, дело дрянь –– противники одержали победу, а союзники вас не узнали. Конечно, сейчас процедура узнавания гораздо сложнее, чем, скажем, во времена героев Лопе де Вега: в «Учителе танцев» героиня, выяснив, что поклонник принадлежит к её же сословию, сразу находит возможным принимать его ухаживания, а «Собака на сене» есть иллюстрация действия нормального социального лифта, где герой в состоянии взять на себя ответственность, полагаемую для людей аристократического сословия. Разницу, заметим, объясняет Тристан весьма доходчиво…Но для промытых мозгов, до отказа заряженных ненавистью к аристократии вообще, конечно, неясно. Да, барыня из тургеневской «Муму» –– очень плохой пример, пример человека, недостойного называться аристократом, но разве меньше подобных типажей среди формально бесклассового общества 20 века? Или подобный образ невозможен в среде мещан или крестьян? И там и там их больше в сотни и десятки раз. Впрочем, если ваше классовое сознание не поднялось выше крестьян и мещан, то зря вы взяли в руки эту книгу. Но сразу предупреждаю –– от пособий для стерв толку не будет никакого. Просто потому, что сиюминутные победы не развеют мрак духовной пустоты, а плоды гордыни, отсутствия любви таковы, что горше не бывает. Найдётся здоровая армия не желающих воспринимать эти слова, но от нежелания верить в существование электромагнитных волн они из окружающего мира не исчезнут (и не надо, а иначе как бы мы могли видеть, да и сердце бы не билось, со всеми вытекающими), так дело обстоит и с тем, что уже изложено. Более того, значительная часть советов для стерв на практике приводит отнюдь не к тем результатам, что обещаются. Кстати, самый навязчивый из них –– рекомендация постоянно демонстрировать готовность и желание прыгнуть в постель и/или заняться экзотическим и/или акробатическим сексом. На деле такое поведение только раздражает, а то и пугает мужчину –– бешеный нимфоманский темп и количество подсказывает его подсознанию, что он имеет дело с психически больной дамой. Кто не верит –– спросите любого психиатра, он Вам подтвердит, что либидо резко завышено у страдающих неизлечимыми заболеваниями. То есть, у тех, с кем бессмысленно строить семью.
Ещё одна глянцевая ложь –– фиксация на внешних типажах мужчин. Это то, что является сексуальными предпочтениями…Это тот типаж, отмеченный конкретными внешними данными (без шуток –– рост, тип мускулатуры, цвет глаз и волос), с которым обязательно будет фейерверк страсти, роскошный роман, низменно заканчивающийся в лучшем случае пустотой. Женщина сама обычно не в состоянии понять, почему ей нравится с первого взгляда соответствующий тип определённой мужской внешности, просто, что называется, не в силах устоять. Тут-то глянец скажет причину честно (он вообще говорит довольно много правдивой информации, ведь цель –– сделать неправильным «лишь» вывод, отрецензировав тему в нужном отцу лжи направлении), потому что это нормальный медицинский факт: набор внешних данных есть сумма понравившегося в раннем детстве мужского персонажа плюс данные родного отца. Так, девочки, в колыбели увидав трубадура из союзмультфильмовского хита «Бременские музыканты», подрастая, будут обращать внимание на высоких блондинов с цветом глаз отца. Показательно, что на эту тему можно найти вполне серьёзные рассуждения у одного из апологетов мелодрамы, Томаса Майн Рида, вот только эти его книги очень напоминают сотнесерийные «мыльные оперы» конца двадцатого века, и оно неспроста. Разница всё же есть, и существенная: в первом случае венчание опьянённых встречей морально зрелых людей есть цель, к которой оба стремятся в полном осознании всей серьёзности этого события, потому оно только в финале –– христианское воспитание подразумевает семью, в которой всё ладится с Божией помощью на основе взаимоуважения супругов, во втором –– венчание если и присутствует, то либо в виде красивой декорации, либо как событие, которое если что-то и значит, то скорее неверный шаг кого-то из героев. Доскажем тогда уж всю тему полностью: неверный шаг будет, в случае попытки построить семью, ориентируясь по своим сексуальным предпочтениям! Они для того и существуют, чтоб тратить жизнь в погоне за миражами. Это, если угодно, ливрея соблазнителя, но с внешним обликом (и подавно уж внутренним содержанием) суженого она не имеет ничего общего, а те, кто, волей случая (хотя, мы, конечно, отдаём себе отчёт в том, что ничего поистине случайного не бывает) оказался одетым в такую ливрею –– это просто чужие люди, поэтому брак с ними обречён на развал. Таким образом, «нравится» и «люблю» есть принципиально разные понятия, и перепутать их смерти духовной подобно. Впрочем, тут нам поможет беда и выручка разом –– грозный гость кризис, эффективно разрушив нежизнеспособную конструкцию… А теперь –– о том, что делать в случае его приближения…