А в моих облаках говорят, что ответ уже дан.
И, расставив все звёзды по дырам небесных конфорок,
Улыбнутся себе и креститься уйдут в Иордан,
Помолясь за всех тех, кто, наверно, особенно дорог.
И усталый звонарь, насыпая в кисет табаку,
Прочитав «Отче Наш», вдруг затянет про Волгу и струги.
Пока старый Юпитер спокойно храпит на боку,
Подложив под подушку небес свои длинные руки.
И за стенкой о чём-то своём протрещит патефон,
И надежда примерит у зеркала бальное платье.
И распятье вдруг вспыхнет на крыше, пугая ворон
И всех тех, кто с рождения вечно боится распятья.
Кто дарован, тому не понятно: как так – не дарить?
Кто скопирован – вечно ревнует к палитре и краскам.
Есть большое различье – молчать или не говорить;
Жить под маской лица иль носить на лице эту маску.
А в моих облаках… – небеса, небеса, небеса!
И под старым мостом век бомжует скиталица-время.
И часы отстают как всегда на четыре часа.
Потому что счастливые (помните?) в это не верят.
Им неведом ни стыд и ни страх – и не нужен совет.
Им кричать, хулиганить, смеяться – легко и прекрасно!
И глядит светофор и, дрожа, всё меняет свой цвет –
На бардовый, багряный, пунцовый, бессовестно красный!
Этот странный закон, внеморальный и дерзко святой,
Не придуманный и непонятный кому-то другому.
Заколдованный мир – где кругами идут по прямой,
Где из дома так тянет уплыть с каждой встречной волной,
Что, уйдя в океан, каждый раз возвращается к дому.
* художник Gediminas Pranckevicius