Лес укутался кружевом тишины.
Пару крыльев небесных сложил покой
берегами. Рассветом отворены
ставни солнечной горницы за Окой.
А река притаилась, внутри зимы
пробирается токам земным вослед –
так лицо нераскрытое прячем мы
подо льдами – корою прошедших лет.
В лоне маленькой храмины ты. Молчишь.
И свеча пригорюнилась, замолчав.
На плечах ее сумрак запёкся. Лишь
с аналоя спускаются два луча
в догонялки к окну. А навстречу им
тянет руки лазурная благодать.
Прикоснуться. Поддаться. И быть живым.
И лицо, всех пречистейшее, достать,
раскрывая, не думать , зачем дано,
для чего. Ведь однажды дано – прими,
и тогда косяками уйдут на дно
до утра притворявшиеся людьми.
Стены в трещины выльют веков налёт,
выпуская записанных фресок цвет.
Ледоход на реке. И лицо зовёт
разом выломать корку прошедших лет.
Поднебесные крылья вспорхнут – лететь.
Каждый в солнечной горнице угол ал.
Ты в завещанной троице – только треть,
но ведь Он для чего-то её писал.
Раскрываются лужи-весны глаза.
Лёд ломается. Тянутся колеи
дней согретых, готовых сорваться за
эту треть, ибо в лужах глаза – твои.
В колокольне у храмины звонари –
два луча отзвучат и умчатся ввысь.
Отражению в лужице
изнутри
кто-то с радостью выдохнет: «Дождались»…