Реквиемный тост по-чёрному
И за меня вайнах не отомстит.
Интеллигенты скорбно молвят: ах, доколе?
И Бог убийц моих, конечно же, простит.
Мою вину измыслят в протоколе.
Мои друзья с убийцами поставят
мне памятник с лавровым хомутом
и пристегнут меня к державной славе,
и «малый пушкин» назовут потом.
Меня убийцы пышно издадут:
роскошный переплёт, в регалиях портреты,
где я даю совет вождям, и важен, и надут…
Надут… И им – босяк! – даю советы?
Но старый графомана граммофон
дороже мне парадного мундира.
Поэт – солдат, но он – не солдафон.
Солдат, не признающий командира.
А прибыль со стихов моих пойдёт
на гонорар убийце нового поэта.
И самый распоследний идиот
слова стихов моих поймёт: «про жизню это!»
Меня перехоронят через десять лет
в богатом чёрном лаковом гробу,
поставленном на торжественный лафет.
Не слишком много ль почестей рабу?
И в траурной процессии, сказавшей ясно «а»,
добавят непременно бодро "б",
что будет и логично, и прекрасно:
но буду ль я, действительно, в гробЕ?
И – руку собственную на усекновенье дам -
я не нуждаюсь в мемуарной лести:
отыщется немало добрых дам,
за гонорар готовых поступиться – задней датой – честью.
(Да было б то! Ответил бы за грех;
но мой скелет – им не для развлеченья;
простой, как варвар, и пытлив, как древний грек,
не тратил я на них секунд без исключенья.
Нет, я, конечно ж, дам любил иных,
и – милые мои, - как вы меня любили!
Жил - дышал – любил, я – всплеск морской волны, -
пришедшие из тьмы меня за чистое и светлое убили).
Свободный Запад деньги соберёт
и передаст Кремлю для учрежденья Академии.
И Кремль, не моргнув, как всегда, соврёт,
что свято соблюдёт употребленье денег.
И разворуют быстро миллиард,
который даст Кремлю Микола Джексон,
взамен вручивши мишуру наград
Деменьеву, как «доброй воли» жесту.
Но, как-то раз в подземный переход
войдя без мысли о загробном мире,
услышишь, незнакомец: песню бард мою поёт,
аккомпанирую себе на старой лире.
Не буду я на всё смотреть с небес.
Исчезну навсегда. Меня не будет, и я не воскресну.
И память обо мне не защитят ни ангел, и ни бес.
Вот, за это самое я, наверное, тресну.
+