Часы с кукушкой бьют восемь. Одним январским утром ты просыпаешься в своей уютной детской кроватке и подтягиваешься с озорной улыбкой, которая свойственна только избалованному ребёнку пяти лет, не знающему, что такое горький чеснок и наказание ремнём. На завтрак – манная каша с малиной. Ты даже не задаешься вопросом, откуда папа принёс малину, которую мама заботливо сыплет горстями тебе в кашу. Малина в январе. Откуда взяться малине в январе? Ты не задаёшься этим вопросом, поскольку тебя больше заботит, утонет ли в молоке воздушное колечко кукурузных хлопьев. Мама помогает тебе одеться. Шарф крупной вязки, варежки на резинке, шапочка с помпоном утино-жёлтого цвета – всё это незатейливо налезает на твоё аморфно-пассивное детское тельце, которое мама залихватски переворачивает, крутит-вертит, как ей вздумается, и заботливо заматывает толщей ткани. Вы спускаетесь на лифте, мама сажает тебя на сани и везёт к горкам. Ты разглядываешь ноги прохожих. Чёрные, коричневые сапоги. Почему нет босых прохожих? Мимо проходит скрюченная в две погибели старушка, но ты не воспринимаешь её как представителя своего вида. Тебе кажется, что мир уже создал старушек такими, какие они есть – и они изначально были седыми, сгорбленными, в ситцевых платочках и с клюкой. И, вероятно, есть какой-то город, где живёт только их вид, но они иногда приходят в ваш город за хлебом и покормить голубей. А деревья всегда были большими. И зима никогда не закончится. Ты спрашиваешь у мамы, почему надо переходить дорогу на зелёный свет и почему кошки не летают, как вороны и не разговаривают с нами, чем мы их обидели?. Мама смеётся над тобой, тискает за розовые щечки, сравнивая тебя с боярыней Морозовой. И вот ты уже катишься с горки на санях. Мелкие шарики снега как репейник прилипли к варежкам. Собачий лай, крики,детский смех, мамины разговоры с подругами о чём-то сложном и взрослом, музыка – всё это сливается в монотонный гул праздничного январского утра. Ты всеми силами пытаешься уловить его смысл, но не можешь. И снова просишь маму столкнуть сани с горы. А солнце слепит глаза, пока ты катишься вниз и кричишь "Мама, смотри, смотри на меня!"
За обедом ты разминаешь хлебный мякушек, затем лепишь из него шарик. Горячее какао стоит напротив вазы с печеньем. Мама говорит, что сегодня вечером будем смотреть салют. А ты даже не знаешь, что это. Мама объясняет, что салют - это разноцветные огни в небе, и ты представляешь, как по небу летает твой ночник в форме ёлочки, а за ним летит фонарь, которым папа светит в кладовке, когда достает оттуда летом ведосипед. Потом ты начинаешь играть с большим плюшевым зайцем, подареным тебе толстой тётей на Новый Год. Сегодня он пилот и будет смотреть салют из самолета. Ты ставишь зайца на высокий стул, а рядом кладешь ночник в форме елочки.
Вечером приходит папа. И вы все вместе идете смотреть настоящий салют. Папа сажает тебя на плечи. И ты тянешь руки к небу, думая, что можешь достать салют и подарить его маме. "Вот он, настоящий салют!" - думаешь ты. "Он совсем не такой, каким я его представлял! Он лучше! Какой он яркий! Как быстро летает! Он похож на цветы из звёзд! Должно быть, в мире столько всего яркого, радостного и прекрасного, чего я еще не видел! Как же я люблю маму с папой! Как я люблю малину, как я люблю салют!" И ты обнимаешь папу за голову, а потом он несет тебя полусонного домой и укладывает спать.
***
В восемь звонит будильник и ты просыпаешься. Тебе тридцать лет; очередным январским хмурым утром ты собираешься на работу. В квартире холодно и сыро.И в ней никого больше нет. Банка кофе пустая,пьёшь чай. Быстрыми шагами идёшь до платформы. Кругом тихо. Слышен лишь гул линий высоковольтных электропередач и однообразный хруст снега под ногами. Шаг, два, три. Ты ведешь счёт своих шагов по хрусту снега. Зябко и пусто. Платформа уже рядом. Шаг, два ...
Вдруг тебя как будто обухом прибило, яркой вспышкой осенило вопросом: «И правда, откуда взяться малине в январе?"