...Тот трюм был русским кабаком
и я склонился над стаканом...
...Куст волос золотистый вянет...
С.Есенин.
...Стукну по карману-не звенит,
Стукну по другому-не слыхать...
...Шелестеть остатками волос...
Н.Рубцов.
...У меня ль плечо
шире дедова,
Грудь высокая
Моей матушки...
...Раззудись плечо,
Размахнись рука...
А.Кольцов
...Он прошел сквозь атмосферу,
Он прорезал стратосферу..
Лазарь Пищалинский.
Золотилось, пылало жарой новосельское лето,
Я прилег на терраске, водой освеживши лицо,
Мне явились во сне деревенские наши поэты,
Это были Есенин, Рубцов и , конечно, Кольцов.
Раззуделось плечо, размахнулась рука у Кольцова,
По карманам постукал Рубцов - не послышался звяк,
Улыбнулся Есенин, обнял их и двинулись трое
В романтический трюм под названием "Русский кабак".
Забульчала Смирновка в пузатом, но стройном графине
И, подвыпив, заспорили все, деревенский кто самый поэт,
Я принес им красивые фрукты в плетеной корзине,
И их слушал бесстрастно, как старый трефовый валет.
Но потом, раззадорившись, тоже вступил в их беседу
И сказал, что я буду им в этом вопросе судьей,
И отдал, не колеблясь нисколечко, первенство деду,
Что в Пищалине был и поэт и немного святой.
Он в кружок собирал сельских вдов в перерыв на покосе,
Сам вставал на колени, глаза устремив в небеса,
И читал им стихи про любовь, про туманы и росы,
Про Гагарина ,космос, про реки, поля и леса.
Молодели у женщин сидящих усталые лица,
Улетали на время оковы житейских препон,
И глаза начинали магическим светом светиться,
Как у тех, Рафаэлем воспетых когда-то, мадонн.
Помню , Лазарь Иваныч, святое твое вдохновенье,
Помню слезы восторга и жестов твоих крутизну,
Прерывалось дыханье и слышалось сердца биенье,
И душа, словно птица, пыталась взлететь в вышину.
Уж давно нет в живых синеглазого старого гнома
И сгорели тетради стихов вместе с домом его,
Но не помню я ближе к деревне поэта другого,
Чем кумир улетевшего детства давно моего.
Покачал головою своей золотою Есенин,
Шелестел еле слышно остатком прически Рубцов,
И вздохнул полной грудью своей высоко и степенно
Знаменитый косарь и завзятый лошадник Кольцов.
И свели мы в едином порыве четыре стакана
За ушедших поэтов великой Российской земли,
И за тех, о себе кто оставил нам добрую память,
И за тех, что безвестными в землю сырую легли.
И проснувшись, как будто с похмелья, я тряс головою,
Все никак не поняв, где терраска, где дом, где крыльцо,
А с портретов стенных улыбались загадочно трое,
Это были Есенин, Рубцов и ,конечно, Кольцов.
2010г