Мы могли бы иначе, по-другому совсем.
Чтобы тихо и ладно, чтобы мир во всем мире.
Укрываясь печалью от тревожных проблем,
Мы мишенями стали бы в этом призрачном тире.
Громким шепотом плачет - уже не по мне -
Эта дикая, полная страха природа.
Как же рано понятной стала суть наших дней,
Как же рано нас улицы ударяли о воду.
Нам тогда по пятнадцать, и по тридцать совали
Возрастные купюры, проездные билеты
В эти чистые, детские, милые дали.
Награждали рябиной и пшеничным букетом.
Снаряжали на поезд и просили дождаться,
Но афиши с победой так манили мой взор!
Не успели мы ночью за молитвой собраться -
Захватили в придачу только ложь и позор.
И карманы, в тряске вывернув наружу,
Обещала я детство свое обменять.
Прошептала: свободу подайте, нужно.
Ведь за сердце немногое можно взять.
С пыльной полки достала я темную страсть,
И, под куртку проникнув, она таяла сладко.
Пробиваясь под кожу, выжигая в ней масть.
Я взлетала от счастья, упивалась загадкой.
Вот и тронулся поезд без времени жизни,
И назад его путь никогда не вернется.
В забытьи твоих рук, под священною призмой
Демоническим сном наша полночь смеется.
Осознав эту горечь, пламень продажи,
Я молила оставить тот страшный маршрут.
Рельсы жгучие плавили кровь черной сажей,
Я рассыпала счастье, не посеяв уют.
На полу, босиком, собирала осколки,
Чтобы в душу вонзить, чтобы были со мной.
В них, как в ленте из детства ночью о ком-то
Тихо плачут и робко зовут за собой.
И тебя уже нет, а наш поезд все мчит.
Здесь навеки прольется алым штампом азарт.
В забытьи злая память мне в след прокричит:
- Обернись, ведь не поздно вернуться в ломбард!
И в бреду тихой дрожи я решала стандарты.
Твой осадок оставил мне в сердце стекло.
С диким дребезгом боли я вернулась ко старту,
Чтоб услышать: увы, Ваше время прошло.