Глава 2. Виндхук начинается в Туле.
Эта поездка, впервые раскрывшая мне радости земного бытия, дала мне ещё одно глубокое впечатление. Я испытал его на возвратном пути. Мы выехали из города в предвечернее время, проехали длинную и широкую улицу, уже показавшуюся мне бедной по сравненью с той, где была наша гостиница и церковь Михаила Архангела, проехали какую-то обширную площадь, и перед нами опять открылся вдали знакомый мир - поля, их деревенская простота и свобода. Путь наш лежал прямо на запад, на закатное солнце, и вот вдруг я увидел, что есть ещё один человек, который тоже смотрит на него и на поля: на самом выезде из города высился необыкновенно огромный и необыкновенно скучный жёлтый дом, не имевший совершенно ничего общего ни с одним из доселе виденных мною домов
Иван Бунин «Жизнь Арсеньева»
Мы ехали по пустынной трассе из аэропорта в столицу, и у меня было почти сорок восемь километров, чтобы рассказать друзьям (хотя бы коротенько) о том Виндхуке, образ которого сформировался у меня за несколько поездок. Часть названий улиц, памятников и знаковых сооружений, я, естественно, не помнила, но рассчитывала на то, что наши намибийские товарищи сообразят, о чем идёт речь. Увы, впоследствии оказалось, что лучше всех знают столицу совсем не граждане Намибии, а сотрудники российского посольства, с которыми мы пообщаемся уже в самом конце путешествия.
Итак, о чем же я вещала?
Отмотайте киноленту истории назад, почти на два столетия. И попробуйте увидеть Намибию такой, какой она была тогда. А была она страной «наоборот». Койсанские племена (то есть бушмены), живущие ныне на крайнем севере и крайнем юге Намибии в те времена обитали еще в Анголе и севернее. И им почему-то захотелось мигрировать на юг. Племена дамара - нама, наоборот, решили двигаться с юга на север, в срединную часть Большого Уступа. Герероязычные племена были расселены по всей стране, но химба и тджимба, а так же сами гереро и мбандеру решили сконцентрироваться в районе центрального плоскогорья. Каждому из народов казалось, что соседний кусок земли более плодороден, более пригоден для охоты или выпаса скота. О какой-то особой государственности никто не задумывался. Так, толкались без злобы локтями, да и только. Однако переселение колонизаторов и частично европеизированных племён вроде племен орлам из Капской колонии в район плоскогорья Каоко внесло окончательную сумятицу и раздрай. Народ орлам, например, уже чётко усвоил, для чего африканским племенам нужны европейцы и что полезного можно извлечь из торговли с ними: ружья, патроны, табак, огненную воду, сахар и прочие «редкости». Обменять всё это можно было на самый ходовой местный товар – на скот. А где его взять? Правильно, отобрать силой у местных скотоводов. Так и рухнул хрупкий мир доколониальной Намибии, так и начались на её территории первые войны. Руководил ими главный орлам – вождь Йонкер Африкаанер, а две его главные ставки как раз и находились в «Ветряном углу» - Виндхуке и Окахандье «Доме Духов», отстоящим от Виндхука примерно на 20 километров (сейчас это пригород столицы).
- Инн, а как эти племена сегодня можно различить? – спросил Роман Николаевич, поглядывая в окно микроавтобуса и держа на коленях приготовленный заранее фотоаппарат.
Я стушевалась. Действительно, как? Ну, с экзотическими гереро и химба всё понятно. Одни ходят в платьях XVIII века, которые никогда и ни с чем не перепутаешь, другие вообще обходятся только кожным фартуком и расписной упряжью в виде нагрудных ремешков и наручных браслетов. Но если всех переодеть в джинсы и футболки, тогда что?
- Знаешь, Ром, честно, не знаю. Вот если бы ты показал мне их еду, то тогда бы я тебе точно ответила – кто есть кто. А вот по внешнему виду…
- А что? У них еда разная? – встрепенулся Саша.
- Ага! В Намибии каждая этническая группа имеет свою собственную кухню, объединяемую каким-либо блюдом, составляющим основу рациона того или иного племени. Для представителей племенной группа овамбо это - смесь овсяной и кукурузной каши миелие пап или каша из проса маханго. Также популярностью пользуются тыква, перец и лук. Для народности нама, тысячелетиями обитавшей в пустыне, основной культурой считается дыня нара, больше похожая на гигантский огурец. Каждый год новый урожай нары отмечается этой народностью особым праздником. Некоторые считают, что именно благодаря наре, которая растет только в здешних пустынях, люди смогли поселиться и "закрепиться" в Намибии…
За разговорами мы не заметили как наш автобус плавно вкатился на холмистые улочки Виндхука. А когда заметили, намертво прилипли к окнам, потому что столица Намибии способна удивить любого путешественника.
Представьте наши курорты Кавказа – все эти узкие улочки, устремляющиеся вверх, круто сбегающие вниз, петляющие и перетекающие одна в другую, цепляясь за скальные выступы, внезапно поворачивающие в сторону без всякой логики, заканчивающиеся тупиками или растекающиеся в широкий проспект. Это и будет африканский Виндхук, с той лишь разницей, что он еще и раскрашен диковинными цветами и деревьями, стильными домами и виллами, которые несколько неожиданно смотрятся в бедной Африке. Словом, было чему удивиться.
- Смотрите, какой интересный замок!
- Да! Это, действительно настоящий замок. Их тут целых три штуки. И все они созданы одним архитектором в модном стиле того времени – в стиле неоготики. Кстати, вы в курсе, что Виндхук первое, последнее, но не единственное название намибийской столицы? В колониальное время имя города менялось более трёх раз. Сначала Джеймс Эдвард Александер назвал его «Queen Adelaide’s Bath» («Залив королевы Аделаиды»), позже город был переименован в Barmen («Бармен») Карлом Хуго Хааном, затем Йозеф Тиндаль стал именовать его Concordiaville («Конкордиавиль»).
- Бармен? Прикольно! – улыбнулся Саша. – кстати, а где мы остановимся в Виндхуке?
- О! Мы будем жить в Туле.
- В Туле? Ты шутишь?
- Вовсе нет. Это, конечно, не самый крутой отель столицы, но, пожалуй, один из самых популярных. Его просто обожают фотографы, потому что он расположен выше всех в городе и мы там сможем сделать несколько замечательных фотографий. Даже панорам.
- Перед фотографированием неплохо бы успеть подготовиться к экспедиции, закупить провиант, погулять по центру города, увидеть те самые метеориты, о которых ты столько рассказывала, - сделали мне замечание с задних сидений.
- Да… Наверное, - махнула я рукой, - Как скажете.
«Туле» не разочаровал. Мы быстро побросали вещи в просторные номера отеля, оперативно оформили документы на автомобиль у «босса» нашего Франца, оказавшимся симпатичной маленькой женщиной со смешным именем Мишка, и снова заняли свои сидения в микрике, но уже без надоевших дорожных костюмов и сумок, а налегке, в шортах, майках или сарафанах. Отправляясь за покупками в самый большой универмаг столицы (в котором мы из-за собственной несобранности так ничего путного, кроме арбуза, и не купили), я и не подозревала, что остановка у памятника (Выставки) Метеоритов Гедеон внесет в наш график приятное разнообразие. Пока мои товарищи прикасались к внеземным объектам (в прямом и переносном смысле, ощупывая их руками и рассматривая со всех сторон) возле нас с Петровичем остановился мужчина примерно наших лет.
- Привет, вы не из Москвы, случайно? – спросил африканец на чистейшем русском языке.
О! Я мгновенно узнала этот выговор: так правильно говорить, так по-русски интонировать могли только выпускники моей любимой альма-матер – Российского Университета Дружбы Народов.
- Привет! Из Москвы. А ты, спорим, закончил РУДН?! – утвердительно улыбнулась я.
- Да. Исторический факультет. Правда, это было аж в 1993 году.
- Да, ладно? В самом деле исторический? И при Станисе? – назвала я фамилию любимого ректора.
- При нём! А ты с какого факультета? Неужели тоже историк?
Следующие пять минут мы вспоминали фамилии наших общих преподавателей, хохотали, припоминая традиционные посиделки в кофейне, расстраивались, что многие наши профессора уже, увы, находятся в лучшем мире.
- Слушай, - не выдержала я наконец, - Меня тут друзья недавно спросили, как можно внешне отличить, скажем, народы нама от дамара, дамара от бушменов, а земба от овамбо?
- Ну, это легко! – рассмеялся новый приятель и принялся беззастенчиво тыкать пальцами в прохожих. В результате, через каких-то десять минут я получила практический навык визуализированной этнографии и теперь смогу в любое время давать уроки сама.
Словом, если вы встретите в Намибии сухопарого человека с тонкими костями, узким черепом и достаточно грубыми чертами лица тумно-коричневого цвета, то это будет, скорее всего, дамара. Женщины дамара хороши в ранней молодости, с возрастом их черты грубеют и становятся мужеподобными.
Нама отличаются более светлым, каким-то землистым цветом кожи и монголоидными (относительно) чертами лица. Если бы наши киргизы были чуть потоньше в кости и повыше ростом, то они запросто сошли бы за нама.
Цивилизованные химба и гереро почти не отличимы. У них довольно тёмная кожа и очень правильные черты лица. Выражение лиц, скорее, строгое. Мужчины скуласты и длинноруки.
Бушмена мы заметили всего один раз, но если я вам расскажу, как он выглядит, то вы обязательно узнаете представителя койсанской расы. Просто вспомните самые популярные клипы с африканскими танцорами, где у мужчин очень узкий таз, на котором непостижимым образом держатся штаны, узкие угловатые плечи, небольшую голову и очень длинные (непропорционально длинные) руки и ноги. Это стопроцентный бушмен, прирожденный бегун, танцор и охотник.
Самые симпатичные из прохожих оказались, по местному определению, «цветными», то есть метисами. Патрик Самуэль без труда опознал в нашем Франце «цветного» и уверенно предположил, что в нем есть и толика европейской крови. Так оно, впрочем и оказалось.
Наше знакомство продолжилось поздно вечером, когда Патрик пришел в гостиницу, чтобы рассказать о традициях народной медицины, которую, как выяснилось, он давно изучал и даже считал себя чуть ли не народным целителем и экстрасенсом.
Впрочем, это уже отдельная история. Пока же мы, переполненные впечатлениями, возвращались в «Туле».
(Вспоминает Мишке).
Чует моё сердце, что с этой группой будут проблемы. Судите сами.
Мы пообщались с русскими всего тридцать минут. От силы – сорок, но они успели за это время пять раз поменять решение. Одна часть группы настаивала на поездке с полным кемпингом (палатками, мебелью, походным оборудованием, посудой и пр.). Вторая считала это ненужной роскошью и горячо отстаивала право путешествовать налегке, ориентируясь по обстоятельствам. Одни пытались выяснить у меня все нюансы оплаты и подробности маршрута, вторых интересовала только проходимость автомобиля и потребляемое им количество бензина. Одни выражали недовольство тем, что сидения в автобусе не раскладываются, а самый настырный мужчина со смешным именем Петрович потребовал, чтобы я доукомплектовала машину вторым запасным колесом.
При этом, как я выяснила, двое из группы были в Намибии неоднократно, еще двое были в Африке, но в страну приехали впервые, а остальные Чёрного Континента не нюхали вообще. И никто, практически никто, за исключением самого пожилого путешественника не смотрел вокруг широко открытыми, удивленными и восторженными глазами. Только он, чуть-чуть послушав наши споры, устало махнул рукой, обернул лицо к раскинувшемуся в долине Виндхуку и взялся за фотоаппарат.
- Вам нравится Намибия? – не выдержала я. – Вы совсем не смотрите по сторонам?
- Да, конечно! Но сейчас мы должны решить очень важные и первостепенные вопросы.
- Вы уверены, что они первостепенные?
- Для нас – да!
- Но у вас будет мой телефон, мы всегда сможем с вами связаться.
- Позвольте нам самим решить, что для нас важнее всего. Мы хотим подготовиться к путешествию профессионально. Мы несем ответственность за свои жизни и жизни наших близких!
Я не стала спорить. Я вообще не спорю с туристами, особенно русскими. Есть в этих людях какая-то изначальная затравленная самоуверенность. Они еще не нюхали пороху, но уже охотники. Они еще не видели пустыни, но уже знают, что для выживания в ней важнее всего вода. Но, ведь, не вода же! Совсем не вода! И я бы могла им это запросто объяснить, если бы только они захотели услышать. Но никто не задал мне правильного вопроса. Женщина в сиреневом сарафане устало ковыряла босоножкой песок и всё погладывала на ворота, словно ожидая кого-то. Ребенок тянул маму в бассейн. Парень с красивыми змеиными глазами не отрывался от своего айфона, строча что-то в интернете..
Что ж, это их право быть правыми.
Надо будет предупредить Франца, чтоб держал ухо востро и не вздумал спорить. Похоже, русские просто не умеют слушать никого, кроме себя.
- Саша, спроси у неё, что мы решаем? – прозвучал недовольный голос. Значения слов я не поняла, но решила, что с меня довольно их споров на сегодняшний день. Я опаздывала домой, из которого из-за встречи этой группы ушла в семь часов утра, даже не позавтракав.
- Счастливого пути! – попрощалась я сразу со всеми и постаралась уйти максимально быстро. За спиной долго раздавались громкие голоса и не утихали жаркие дискуссии.
«Почему другие путешественники предпочитают доверять нам во всём, а русские всегда настаивают на своём?» - это было последнее, о чём я подумала в тот вечер.
(из дневника Романа Скибневского)
«Намибия – прекрасная страна. Только за один день мне удалось увидеть и сфотографировать около десяти видов интереснейших птиц. Я доволен вполне. Если так пойдёт и дальше, то я совсем не пожалею, что набрал с собой столько объективов и камер. Место для ночлега мы тоже выбрали чудесное. Жаль, что режимный свет пропустили, но есть шанс сделать несколько замечательных снимков на рассвете. И, да… Тот отменнейший херес, который мы купили во Франкфурте, оказался весьма недурён. Вот уж, воистину, царский напиток: благородный, терпко-сладкий, но с нотками лёгкой кислинки, горечи виноградной косточки… По возвращении в Москву стоит купить его супруге в подарок. Она ценит хорошее вино. Она вообще умеет ценить прекрасное».
Вспомнив о супруге, Роман Николаевич вернулся в номер и открыл голубую обложку айпада, чтобы набрать Веронику по скайпу. Интернет, слава Богу, работал прекрасно….