Прогонял дружок в ночку тёмную из избы на двор.
Говорил, что я - и вины исток, и покоя вор,
говорил Любви: "Убирайся вон, убирайся вон!
Все стихи твои - непотребный сор, непотребный сор!"
Говорил: "Умри!" Умерла назло, умерла назло!
Говорил: "Живи!" Воскресала и не единожды!
А потом его к прежней суженой от меня несло,
от погибели! Трижды сам умрёшь, вот увидишь ты!
И стыдился он, как стыдился он, девки-дурочки,
сора сорного, дара стыдного, горя-горького...
Выметался сор на проспекты, на переулочки,
оседала пыль и на Знаменке, и на Горького,
и на скверах Таймс, и на Дизенгоф, и до Боженьки
донеслась и вмиг Очи Зрячие прослезилися.
А прохожие вытирали ручки да ноженьки,
говорили: "Ты над собой сама, девка, смилуйся!"
Говорили: "Брось!" Умоляли: "Кинь князя тёмного!"
Пусть и кается, пусть и мается, и открестится
от печатного-непечатного, сора-сорного..."
Но душа моя - непродажная неневестница.
Что же делать с тем, что смолчать нельзя от земных обид.
Всё, что пишется не простым пером, а перстом судьбы,
чем заставлен дом, чем завален шкаф, чем порог забит -
только сор один, непотребный сор из родной избы.