или же
Сказание о кругосветном путешествии одного смелого юноши, пустившегося в нелегкий путь на обычной парусной шлюпке, исполненном невероятнейших приключений, равным образом забавных, как и опасных, а также о том, чем все это кончилось.
Публикуется частями по мере написания, так что чем закончится - пока и автору не известно.
Роман, чудесный мой приятель,
Родился на брегах Днестра,
Где, знать, бывал и наш читатель,
Иль, может быть, его сестра
Вокруг своей сосновой хаты
Плыла, как лебедь в три охвата,
Объемна, тОлста и шустра.
Прослыл матросом он отличным:
Хоть по морям и не хождал,
Зато в яхт-клуб два раза лично
Босые ноги направлял.
Небось от этих похождений,
Душевных сильных напряжений,
Он академнеуспевал.
Декан кричал, ругался, злился,
И исключением грозился,
Затем два раза сматерился,
Три раза плюнул и прогнал.
Ну что ж - Роман не испугался,
Не падал в ноги и не клялся:
Декан его не перегнул.
И даже в драмные моменты
(Как возвращали документы)
Герой и глазом не моргнул.
На долг гражданский не взирая,
Повестки он решил не ждать,
Решил, пока душа живая,
Геройску славу поискать.
Но вот загвоздка: у героя
Была лишь трешка за душою,
А остальное где он взял -
Как прокурор не добивался,
И до сих пор не разобрался.
Бог знает - может и украл.
Кому какое, впрочем, дело?
Меня так лично не задело:
Стянул он тысячу иль сто.
А если кто-то возмутится,
Про честь, про совесть развопится,
То я спрошу: "А судьи кто?"
Но ближе к делу: парень рвался,
Ходил, стучался, добивался,
Да разве тут добьешься сам?
Устав, остыв, герой смирился,
Знакомыми обзаводился,
И их таскал по кабакам.
И вот, деньков так через десять,
А может, даже через месяц,
На нужный след Роман напал:
Не за большую слишком плату,
Но по большому слишком блату
Громадну шлюпку оторвал.
Всю зиму с нею провозился,
До марта вусмерть заморился
И еле ноги волочил,
Зато суденышко исправил
И даже двигатель поставил
На тридцать лошадиных сил.
За тяжкие труды в награду
Посудина была - что надо,
Откуда хочешь посмотри:
Длиною восемь с половиной,
С бушпритом, мачтой и кабиной*,
А шириною метра три.
* - правильный термин "рубка" принесен в жертву рифме.
И вот, как солнышко пригрело,
Как все вокруг зазеленело -
Апрель вступил в свои права.
А сине море так манило,
Что отдавать концы решила
Романа буйна голова.
В один чудной безлунный вечер,
Геройские расправив плечи,
Конец швартовный обрубил,
На зюйд кораблик свой направил,
Спинакер, стаксель, грот* поставил,
Перекрестился и уплыл.
* - паруса такие.
Проплыл - и даже не попался,
Через границу перебрался,
К рассвету был уж далеко
(Наверно, шлюпка очень мало
Лучи радара отражала
И не светилась на ИКО*)
* - индикатор кругового обзора, экран локатора, короче.
Но только утречко настало,
Сомнение героя взяло,
Хотел уж было плыть домой,
Но возвращаться не решился
И спать на часик уложился,
Поставив авторулевой.
В обед проснулся, приумылся,
Слегка позавтракал, побрился
И стал порядок наводить:
На шлюпке кавардак творился,
Роман чуть за борт не свалился,
Бо некуда было ступить.
Была там надувная лодка,
Запас воды, соляра, водки,
А что инстрУменту - не счесть,
Продуктов множество там было,
Крючки, лескА, блесны, грузила
И даже рыболовна сеть.
Меж прочим гарпуны валялись,
Концы, веревки, тросы, тали,
Запас носков на пару лет,
Транзистор, куча батареек,
Полкуба палок, досок, реек
И самодельный арбалет.
К полуночи все разложилось,
Расставилось и закрепилось,
Что любо было посмотреть.
Герой немножко отдышался,
Затем торжественно поклялся
Поддерживать порядок впредь.
****
За пару дней героя тело
Обветрилось и загорело,
Потом потрескались уста.
Дни, будто месяцы тянулись,
Плескались волны, ветры дули,
Но, слава Богу, все в бакштаг*
* - попутные, в общем)
Не медленно, но и не скоро
Моряк наш двигался к Босфору,
Вахтя бессменно у руля,
Но ночью как-то, в непогоду,
На мель всем днищем севши с ходу,
Сказал невесело: "Земля".
Наш странник, на мели ночуя,
От злости проклял твердь земную,
Нептуна - гада обругал,
И долго бы еще старался,
Да вот язык заплетыкался
И зуб на зуб не попадал.
За две минуты до рассвета
Роман заснул. Его душа
В родных горах Карпатских где-то
Себе порхала, не спеша.
Среди дубов, смерек* высоких,
Друг с дружкою наперегон,
Летели-мчались вниз потоки,
Неся хрустальный перезвон...
* - карпатская ель
И, где-то под конец прогулки
Душе явились две гуцулки,
Собой призывно хороши:
Когда одна из них нагнулась,
Душа слюною поперхнулась.
Ну, много ль надо для души.
Но вот она приутомилась,
Пить захотелось, как назло.
Чуть поразмыслив, приземлилась,
Скользнув на левое крыло.
Да только вот беда: наткнулась
На камень, круглый, как яйцо,
Босой ногой по нем скользнула
И бултыхнулась вниз лицом.
Душа ужасно испугалась
И сей минут сретировалась
В свой дом из плоти и костей,
Который сразу же очнулся,
Хотел вздохнуть, но захлебнулся
И думал:"Долбаный ручей!"
Но, как-то на ноги поднявшись,
Откашлявшись и отплевавшись,
Вокруг себя он обозрел:
Все так же море волны гнало,
А в шаге шлюпочка стояла,
С которой было загудел.
Роман с трудом на борт взобрался
И было уж за примус взялся
(Бедняга завтракать хотел),
Но пуля вдруг задела шею
Со страшным свистом, а за нею
Мушкетный выстрел прогремел.
Моряк мгновенно в кокпит* вжался,
И, хоть порядком испугался,
Собою быстро овладел:
Кинжал на поясе поправил,
На рубку арбалет поставил
И рядом - два десятка стрел.
* - углубление в палубе позади рубки.
Затем на запад взор уставил,
Где берег в синей дымке таял,
Вздохнул: "Неважные дела".
Там в ста шагах толпа стояла,
Кривыми саблями махала
И горлопанила: "Алла!"
А турка с черной бородою
Пытался выглядеть героем:
Он даже в море забежал,
Грозился снять с Романа шкуру,
Кричал: "Секим башка гяуру"
И ятаганом угрожал.
Моряк на речь ту рассердился,
Щекой к прикладу приложился,
Нажал на спуск - и турка нет!
На берегу конфуз поднялся,
Герой же мило улыбался,
Любовно гладя арбалет.
Но чудо! - турок вдруг очнулся,
Стал на колени, разогнулся,
Качнулся раз, но не упал.
На шлюпку в страхе озираясь
И странно ноги расставляя,
На берег он заковылял.
Герой наш было диву дался,
Но очень быстро догадался:
Стрела пробила лишь чалму.
Роман еще раз глаз прижмурил,
Но турки залпом вдруг пальнули
И берег спрятался в дыму.
В обшивке дырки появились,
Водичка в дырки заструилась,
Покрыла комингсы* уже.
Герой наш, дырки забивая,
Чесал затылок, вспоминая
Великий принцип БЗЖ**
* - пороги на судне
** - борьбы за живучесть (судна)
Но память, точно как и сила,
В тот миг герою изменила.
Беда, конец! И тут герой
Придумал принцип вот какой:
Пора бежать, пора смываться,
Пора скорей с мели сниматься,
А если дальше оставаться -
Подстрелят турки только так!
Решив так, за борт он скатился,
К корме веревкой прицепился,
И силою такой налился,
Как будто с детства был бурлак.
В мгновенье шлюпочка рванулась,
Пушинкой на волне качнулась -
Подальше от морского дна!
Герой на борт скорей забрался,
И, хоть спешил, но догадался
Хлебнуть на радостях вина.
Вот паруса затрепетали,
Пришли в движенье шкоты, тали*,
К проливу шлюпка поплыла,
А турки шумною толпою
Брели упрямо вслед герою.
Крича час от часу: "Алла!"
* - элементы такелажа.
***
Не день, не два, не трое суток
Герой в Босфоре просидел
Объектом злых турецких шуток.
Иисус, и тот бы не стерпел.
Героя крупный недостаток
Вредил ему и в этот раз:
Терпеть не мог он дачи взяток
Ни за границей, ни у нас.
А тут еще корреспонденты
Из всех стамбуловских газет
Снимали всякие фрагменты,
Сверкая вспышками в портрет.
- Что, этот выскочка - круг света?
Слыхали новый анекдот?
Ведь даже польская кобета*
Ему в два счета нос утрет!
* - намек на польскую яхтсменку Кристину Хойновскую-Лискевич, первую женщину, совершившую одиночное кругосветное путешествие.
Стамбул гудел, Стамбул смеялся,
Стамбул аж прыгал, а Роман
Под вечер в рубке запирался
И втихаря вязал аркан.
***
- О, зведны ночи Цареграда!
Тут не за пенье серенад
Влюбленный получал в награду
Любимой благосклонный взгляд!
Кинжалы, сабли, ятаганы
Царили в дебрях этих мест,
Звучали строки из Корана
И плач украденных невест*
* - не обращайте внимания - обычная советская пропаганда.
Олег могучею рукою
Сюда направил русский флот,
Тут дрогнул перед смертным боем
Великой Греции оплот.
Незрячие теперь бойницы
Глазели сотнями стволов
На корабли с названьем птицы*
Лихих чубатых козаков.
* - на козацкие чайки, т.е.
Пылали грозные галеры,
Низовых радуя чертей*,
И гасли вопли:"Смерть невере!"
Под страшным кличем:"Режь да бей!"
* - запорожцев
Так думал общий наш знакомый,
Несясь в кильватерной струе,
Поймав петлей корабль с исконно
Турецким именем "Сулен".
Под утро, путь пройдя немалый,
Он в море Мраморно заплыл,
Поставил парус и устало
Конец буксирный обрубил.
С тех пор, рассказывают турки,
В проливе водится шайтан:
Гоняясь за судами в шлюпке,
Бросает на флагшток аркан.
***
И вот герой уже неделю
Скользит вдоль синих берегов,
То отсыпаясь на постели,
То избегая рыбаков.
А в перерывах между этим
Он доставал транзистор свой
И слушал, все забыв на свете,
Далекий голос, но родной.
Мы джазы слушаем на суше,
А в плаваньи для моряка
Мелодий не бывает лучше,
Чем позывные "Маяка".
Ночами, шлюпкой управляя,
Герой у румпеля лежал,
В тоске смертельной изнывая,
Слезами море разжижал.
Но Дарданеллы показались,
И ветер слезы осушил.
Моряк, забыв свои печали,
Эгейским морем заскользил.
***
То море греческих походов
В своих прозрачно-чистых водах
Сгубило множество людей.
Морские чудища и скалы
Кроваву дань себе взимали,
И первым был царек Эгей.
Герой, насмешливый и смелый,
Подобным мифам мало верил,
И страха, в общем-то, не знал.
Но только ночь в права вступала,
Сжимал он рукоять кинжала
И глаз подолгу не смыкал.
Однажды наш моряк проснулся,
Зевнул всей пастью, оглянулся,
И ужас вдруг его объял:
Плескались волны, рыбок стайки,
Носились ветер, тучи, чайки -
Носилось все - а он стоял!
Яхтсмен взглянул на паруса,
Яхтсмен подумал: "Чудеса!":
Спинакер вылитым стоял,
И ветер в снастях подвывал.
Герой подумал:"Ах ты, черт!"-
Бутылку выбросил за борт.
Герой подумал: "Ну дела!" -
Вперед бутылка поплыла.
Моряк подумал: "Анекдот!",
Моряк спустил за транец лот.
Он всю катушку размотал,
Но так до дна и не достал.
Роман подумал: "Ах, ты так!",
И выбросил за транец лаг.
Но лаг остался, где упал.
Роман подумал: "Все, пропал".
Подумав так, он загрустил,
и в грусти руки опустил.
Взглянул на северо-восток,
Где жил, учился и мудрил,
Погладил вышитый платок,
Что "образ милый" подарил...
(Об этом образе, наверно,
Еще пойдет в поэме речь,
Но мне он действует на нервы,
А нервы надобно беречь.)
Усевшись в кокпите устало,
Не делал больше ничего,
А так сидел полдня. Все ждал он,
Когда придут, чтоб съесть его.
К обеду (голод ведь не тетка)
Полез вовнутрь перекусить,
Но, вспомнив о запасе водки,
Решил, что раз уже не жить -
К монахам принципы забросить -
Под банкой легче умирать.
Звени, бокал, коль сердце просит!
Рука, не дрогни наливать!
Минут за двадцать нализался,
Бухой на палубу упал,
Кричал от храбрости, ругался,
И против Бога выступал.
Но ночь прошла, настал рассвет,
Моряк - он есть, а смерти нет!
И мысль в гипофизе жужжит:
"Не дрейфь, парниша - будешь жить!
Не для того ты жил на свете,
Ценил вино, жевал котлеты,
Любил стихи, любил поэток
И песни тихие рябин,
Да и вообще - ты слишком молод,
Тобой чтоб утоляла голод
Какая-то акула-молот,
Поднявшись из морских глубин."
И вновь герой, пугая чаек,
На юг рулит без лишних слов,
А шлюпка, на волне качаясь,
Показывала шесть узлов*.
* - единица скорости на море, 1,852км/час. Шесть узлов для парусного судна - вполне приличная скорость.
Вы спросите, что это было?
И что почти что погубило
Героя нашего не в срок?
Находим лоции листок,
И нам поведает наука,
Что, дескать, есть такая штука,
И называется она
Неслабо: "мертвая волна"*.
* - мертвая волна, мертвая вода - физическое явление, часто имеющее место быть в Эгейском (и не только) море.
Вперед и только мысль летела,
Но вот, увы, законы тела
Наш друг пока не изучил...
А впереди был остров Лесбос,
И так на лесбище всхотелось,
Что Рома мо;зги отключил.
Продолжение следует.