всё относительно

Алена Васильченко
*не стихи; коротенькое эссе.

Всё относительно. Наша природа такова: мы куда-то бежим, стремимся, царапаемся, землю грызем в поисках счастья. Горюем над сломанными телефонами и недостатком денег. Покупаем новое и понимаем, что оно скоропостижно устарело. Хочется еще и еще. И так - постоянно.

У меня есть друг. Он всё время говорит, что его жизнь никуда не годится. Он здоров, красив, при хорошей работе и любит свою новую машину.
Есть подруга. Она говорит, что лучшая защита - это нападение. Надевает маску Снежной Королевы, чтобы никто не увидел внутри Дюймовочку.

Есть другие. Вокруг. Они ходят в офисы на работу. Сидят в креслах. Проводят собеседования для других и упорно верят в то, что способны вершить чьи-то судьбы. А над ними - сидят третьи. Правящие миром сим. Почти полубоги, но часто убоги. Часто кроме их модернового рабочего стола - не имеют ничего. А потому - стараются как можно крепче ухватиться за него. В их офисы приходят те, кто, часто склонив голову, что-то пишет на стандартном листе бумаги. Стандартные разговоры, взгляды, прощальные "мы позвоним вам". Они ненавидят первых и вторых, но деваться некуда - они в этой системе, только в конце пищевой цепи. Многие мечтают добраться до заветного мягкого кресла и тогда уж - они точно покажут всем, по чем в Одессе раки.

У меня есть знакомая. Молодая и лежащая в больнице. Судьба сыграла злую шутку. Ей всё равно, сумка которой фирмы висит на её стуле, какие в моде перчатки и сериалы, какие новости из светской жизни показали сегодня по телевизору. Потеряв здоровье и сражаясь с недугом, она не понимает - как кто-то плачет над тем, что потерял кошелек.
А еще - я часто вижу девочку-студентку: с церебральным параличем. Она каждое утро спешит в свой университет. В то время, как другие - высокие, красивые и длинноногие девушки прогуливают пары в кровати под теплым одеялом. Она не опаздывает, выходя за час из дому. Она хочет учиться...

У меня есть соседка. Она долго безудержно плакала, наблюдая за тем, как малолетка со второго этажа (по слухам) сделала уже третий аборт. Долго ходила в церковь. Оббивала пороги больниц. А потом - удочерила двоих. Чудесные девочки, одна даже похожа на неё. Муж сказал - ты удивительно храбрая женщина. И... ушел. Видимо, не мог похвастаться тем же. Что ж. Кто-то теряет, а кто-то находит...
Еще одна - в квартире напротив. Вечно сетует на неудачи и беды. Судится за копейки со счетчиков, но вечно сверлит стены для нового евроремонта. Она ходит в лисьей шубе, но говорит, что любит бедных животных. А по квартире слоняется рыжий перс, который, увы, в жизни не видел расчески и порядочной еды.

Есть один мужчина. Он умен и красив. Порядочен, но не нужен тем, кто этим не страдает. Такие как он - могли бы называться последними романтиками, но их называют "излишне справедливыми" и улыбаются, будто это - очевидный недостаток.

Вокруг меня - города, сёла и посёлки. В них много ненужных памятников, помпезных магазинов, в которых три клиента в день, ресторанов, где подают рыбу под ананасами с совиным глазом и соусом из динозавра, но - мало нормальных дорог, чистых коек в больницах и новых парт в школах.
Люди ходят по своим улицам туда-сюда, а между великолепных торговых центров - видны огромные калабани, иначе эти лужи и не назвать. И они бегут - туда-сюда мимо этих морей, которые не высыхают даже летом, - на высоких шпильках и в грязных ботинках.

В центре каждого из таких городов - высокие "белые дома". В них - сидят, стоят и просиживают мужчины в дорогих костюмах и женщины с однообразными прическами. Они все как один - строги и носят очки. Пышные стрижки и приглаженные лысины. Блестящие запонки. В руках - портфели, а в них - куча бумаг и бумажечек, и, обязательно - шикарная ручка.
Они не замечают огромных калабань. Они живут в центре. И ездят на машинах, которые способны переплыть океаны луж. Они говорят: "Ах, бедные люди!" - и качают головами, как совы. А потом - спешат к себе домой. Там есть камин и шашлык из молодого теленка третьего поколения бурой коровы. Там нет бедных людей.

Всё столь относительно... Люди выходят голосовать за пачку гречки, которую съедают за неделю, а потом - жалуются последующие четыре года. Ходят в театры в вечерних платьях и лепят огрызки жевачек на бархатные кресла. Нищие греют собак за пазухой. Многодетные ходят гулять в парки семьей, а другие - не решаются "завести" ребенка, пока не завладеют миром. Больные - жаждут здоровья, а здоровые - спускают его в сточные ямы с литрами пива и дешевыми сигаретами. Кто-то голодает, а кто-то рядом строит дома с красной черепицей. Это всё - бесконечно.

И, наконец, есть Я. Я просыпаюсь утром и выпиваю чашку кофе. Надеваю желтую куртку и выбегаю из дому. Я практически ничем не отличаюсь от других, ходящих по лужам. Но вот только когда хочется пожаловаться на жизнь - вспоминаю о знакомой, которая лежит в больнице, в которой нет чистых коек. У меня нет машины, но дед в моем дворе ходит на костылях. Мне ни к чему дорогой паркер, так как я грызу ручки во время письма. Было бы глупо съедать позолоту. А еще - мои уши болят от золота, но рады серебрянным серьгам.
Всё столь относительно. Но, возможно, в этом и прелесть жизни. Главное - оценить. Знаю точно: на одну мою "беду" найдутся тысячи бед. Каждый из нас играет роль эдакого ювелира: мы берем в руки это день, как камушек, и ограняем, роняем, забрызгиваем, моем его. И пусть - не алмаз, но глаз радует. И на том спасибо.