Письмо танкиста

Лариса Семиколенова
Здравствуй, Варенька! Это письмо
Ты уже не получишь,как видно.
Танк из боя я вывести смог,
Но изранен... И очень обидно,
Что так мало я сделать успел -
Оскверняют враги нашу землю.
Поле, где хлебный колос поспел,
Принимает другие посевы.
Мы колонну громили вчера.
Но, пробив боевую машину,
Разорвался фашистский снаряд.
И погиб мой напарник Василий.
Под покровом ночной темноты
Танк укрыть удалось в тихой роще.
И берёзу венчают кресты -
Где покоится друг и помощник.
На планшете лежит твой портрет.
Я гляжу на него - и мне легче.
Пусть дойдёт мой последний привет!
Время горе, родная, излечит.
И отстроят ещё города,
И сады возведут ещё краше.
Варя, милая, помни всегда,
Что погиб я за родину нашу...
----
Голос мёртвых тревожит покой,
Открывает военные тайны.
И под Вязьмой в местечке глухом
Танк однажды был найден случайно.
На водительском месте - планшет,
Фотография девушки, письма...
И последний предсмертный привет
Лейтенанта, героя, танкиста.
Т. Конкурс-Вспомним Великую Отечественную. Итоги

Международный Фонд Всм
ПРОТОКОЛ  НОМЕР  2015/05/09-01
28 м.

Один из документальных источников, лёгший в основу стихотворения:

Письмо танкиста Александра Голикова жене:

Милая Тонечка!

Я не знаю, прочитаешь ли ты когда-нибудь эти строки? Но я твердо знаю, что это последнее мое письмо.
Сейчас идет бой жаркий, смертельный. Наш танк подбит. Кругом нас фашисты. Весь день отбиваем атаку. Улица Островского усеяна трупами в зелёных мундирах, они похожи на больших недвижимых ящериц. Сегодня шестой день войны. Мы остались вдвоём – Павел Абрамов и я. Ты его знаешь, я тебе писал о нём. Мы не думаем о спасении своей жизни. Мы воины и не боимся умереть за Родину. Мы думаем, как бы подороже немцы заплатили за нас, за нашу жизнь...
Я сижу в изрешеченном и изуродованном танке. Жара невыносимая, хочется пить. Воды нет ни капельки. Твой портрет лежит у меня на коленях. Я смотрю на него, на твои голубые глаза, и мне становится легче – ты со мной. Мне хочется с тобой говорить, много-много, откровенно, как раньше, там, в Иваново... 22 июня, когда объявили войну, я подумал о тебе, думал, когда теперь вернусь, когда увижу тебя и прижму твою милую головку к своей груди? А может, никогда. Ведь война... Когда наш танк впервые встретился с врагом, я бил по нему из орудия, косил пулеметным огнем, чтобы больше уничтожить фашистов и приблизить конец войны, чтобы скорее увидеть тебя, мою дорогую. Но мои мечты не сбылись... Танк содрогается от вражеских ударов, но мы пока живы.
Снарядов нет, патроны на исходе. Павел бьет по врагу прицельным огнем, а я «отдыхаю», с тобой разговариваю. Знаю, что это в последний раз. И мне хочется говорить долго, долго, но некогда. Ты помнишь, как мы прощались, когда меня провожала на вокзал? Ты тогда сомневалась в моих словах, что я вечно буду тебя любить. Предложила расписаться, чтобы я всю жизнь принадлежал тебе одной. Я охотно выполнил твою просьбу. У тебя на паспорте, а у меня на квитанции стоит штамп, что мы муж и жена. Это хорошо. Хорошо умирать, когда знаешь, что там, далеко, есть близкий тебе человек, он помнит обо мне, думает, любит. «Хорошо любимым быть...»
Сквозь пробоины танка я вижу улицу, зеленые деревья, цветы в саду яркие-яркие. У вас, оставшихся в живых, после войны жизнь будет такая же яркая, красочная, как эти цветы, и счастливая... За нее умереть не страшно... Ты не плачь. На могилу мою ты, наверное, не придешь, да и будет ли она – могила-то?
28 июня 1941 г.


Письма с фронта  3 м. в/к
Единомышьленники