В раскаленном такси тишина и торжественно душно,
И вписавшийся в трассу не может не быть искривлен.
Это наглая ложь, что тебя никуда не везут -
Ты всего лишь не жив эти жалкие двадцать минут,
Иероглиф компактности жарких блестящих племен,
На скрипящем сиденье японской проставленный тушью.
Ты немногим свободней гребца из античного трюма,
Ты значительный узел в клубке безусловно своих;
И, заметив на пальцах следы типографских чернил,
Закрываешь газету и вновь погружаешься в ил,
Обтекаемо вылеплен в глине семейством кривых -
Если руку в окно, растворится без боли и шума.